Если любишь - отпусти на волю. Не вернётся - отследи и убей.
По заявке Liv Niggle, которая хотела получить отзыв на фик "In Nomine Patris" Naya K (http://www.crossroad-blues.net/fics/fictext.php?target=fic&id=114)
Это один из тех редких текстов, отзыв на которые написать очень сложно: пересказывать сюжет бессмысленно, разбирать по косточкам – невозможно.
Это один из тех редких фиков, которые я нежно люблю, и которые никогда бы не стала перечитывать во второй раз.
Но я клялась себе, что не перечитаю, и все же сделала это, и теперь я попытаюсь сделать то, чего не смогла сделать раньше – написать на него отзыв, вернее, не отзыв, а осмысление, размышления на тему.
«Хочешь, я расскажу тебе о том, как сходят с ума?»
осторожно, 14 тыс. знаков, много!
Фанфик был написан примерно в сентябре-ноябре 2007 года, когда фэндом был юн и свеж, каждый новый фик казался оригинальным, штампов «от СПН» в рунете еще не существовало, как и 4-го сезона, 3-й только начался, Дин продал душу за Сэма, и все гадали, как же Винчестеры из этого выберутся.
По версии Naya K - не выбрались.
Все начинается с того, что Сэм умирает, глупо, нелепо, страшно в своей обыденности – попадает с женой в аварию. Человек, всю сознательную жизнь оказывавшийся в невероятных передрягах и выходивший из безнадежных сражений живым и почти невредимым, разбивается на машине, оставив после себя лишь заброшенный дом и маленького сына, Сэмми Джордана, который толком не понимает, куда делись родители, обладает нездоровой страстью к отверткам, не любит яичницу, обожает машинное масло и дремать в креслах.
Дин делает то, что всегда удавалось ему лучше всего –упрощает ситуацию: крадет племянника из детского дома, и не находит ничего лучше, кроме как в ответ на вопрос: «Где мои мама и папа?» привезти ребенка на кладбище и показать могилы родителей.
Автор постоянно противопоставляет маленького Сэмми Сэму Винчестеру – Сэмми не выносит хлопьев, которые обожал его отец, не любит сказки, потому что они «не настоящие», не любит спорить, предпочитая выслушать и сделать все так, как сам считает нужным.
Дин не знает, что делать с ребенком, и, кажется, даже толком не понимает, зачем взял его с собой, разве что из чувства «семейного долга», он четко осознает, что Сэмми – не продолжение отца, что его племянник совершенно не похож на брата, это чужой ребенок, чужая радость, нечто инаковое, малопонятное.
Восемь лет Дин живет в одном доме с непостижимым для него существом, которое всё делает не так, как должны делать нормальные дети, потому что не задает правильных вопросов, не боится нечисти и смерти, не ведет себя так, как положено.
Потому что единственный правильный ребенок в жизни Дина – тот, другой Сэмми, лет тридцать пять – сорок назад.
"…но если с детства привык решать, что Сэм будет есть на завтрак, вопрос его жизни становится как-то не сложнее кукурузных хлопьев. Не в плане цены, а в плане уверенности, что ли".
И Дин, четко отделив от себя «полезное для нормального ребенка» от «неполезного», учит Сэмми драться, играть в покер и чинить машины, не открывая для него мир сверхъестественного так, как мог бы, сознательно пытаясь сохранить племянника от того, от чего не смог уберечь брата: "Он мог бы стать хорошим охотником, только я не собирался растить из него охотника, наша семья давно выплатила все свои кредиты по этой части в небесную канцелярию". Он пытается уберечь мальчика от ошибок, за которые до сих пор чувствует себя виноватым.
"Я научил Сэмми водить машину в девять лет и ходить по компасу в семь. И большего я не мог ему дать".
Когда Сэму исполняется тринадцать, он, кажется, впервые делает что-то, что должен сделать нормальный ребенок его возраста – впадает в кому, потому что если ребенок внезапно впадает в кому, это правильно, ненормально и сверхъестественно, значит, надо рыться в дневнике отца, искать чудовищ, которые виновны в происходящем, и исправлять ситуацию.
Но чудовище появляется само – "Он вошел в свет фонарика как раз тогда, когда я ухватился за древко. Порванные на коленях штаны, байковая рубашка, лицо Сэма".
Спустя 15 лет относительно спокойной размеренной жизни бумеранг, решительно запущенный уверенной рукой Дина, возвращается, чтобы ударить по самому больному, единственному слабому месту, чтобы сказать, что знает как спасти Сэмми, чтобы вновь поставить Дина перед тяжелейшим моральным выбором, чтобы загнать в угол, из которого нет безболезненного бескровного выхода.
И хорошо, что Сэм так и не узнает о том, что выбор, перед которым он поставил Дина, толкнет того за черту, которой Дин долгое время избегал, сосредоточившись на племяннике.
Дин и Сэм:
Смерть Сэма вроде бы не выбивает Дина из колеи, он ведет себя ровным счетом так, как ведут себя многие люди после смерти близкого человека – не осознает произошедшего.
На его счастье, он несколько лет почти не видел Сэма, практически не общался с ним, он не видел тела и не был на похоронах. Для Дина Сэм словно не умер, но находится где-то в другом месте: другом городе, другом штате, другой Америке, из которой просто не доходят письма и не проходят телефонные звонки, а так – все в порядке, а надгробия – ну что ж, где-то когда-то был же кремирован Дин Винчестер, убийца-психопат, которого застрелили при попытке нападения на девушку. И кто тогда каждый день смотрит на него из зеркала в ванной?
Дин, пожалуй, до конца не верит, что ничего нельзя изменить, повернуть вспять – ведь повернул же однажды, но вроде бы не к спеху, да и ребенок опять же… Психика справляется с мощнейшим стрессом единственно возможным способом – не позволяет окончательно поверить в то, что Сэма больше не будет, «отодвигает» на задний план, переключает внимание на племянника, который постоянно подбрасывает какие-то мелкие заботы.
Но вот Сэм возникает из ниоткуда, призрачный – и невообразимо реальный, и говорит Дину, что тот должен сжечь его кости.
И Дин внезапно видит реальность, не может отрицать очевидного – если есть призрак, есть труп, если есть труп, некого спасать.
И Дин мгновенно забывает о племяннике, как забывает о сахарозаменителе фанат сладкого, которому сообщили, что диагностированный у него диабет – ошибка.
Сэм сделал свой выбор: между своим иллюзорным существованием и жизнью сына он выбирает сына, вопрос только в том, понимает ли Сэм, что третья сторона его выбора – цена, которую должен будет заплатить Дин за воплощение его решения.
Для Дина выбора не стоит: между жизнью Сэма, пусть даже иллюзорной, и чем-то – кем-то – еще, пусть даже племянником, которого он растил много лет и в которого вкладывал весь свой нереализованный отцовский—братский инстинкт, нельзя выбрать, Сэм Винчестер всегда будет в приоритете, он должен жить, он просто всегда будет, иначе и быть не может.
Дин не соглашается с решением брата – он, как обычно, уступает, подчиняется, привычно делает то, о чем просит Сэм, не думая о последствиях, о том, чего именно просит Сэм.
Осознание придет позже, оно будет накатывать волнами, и каждая последующая будет больше, мощнее предыдущей – спасти Сэмми; уехать из дома, чтобы спасти Сэмми; ехать с Сэмом в Импале, как прежде – чтобы добраться до кладбища; доехать до кладбища, раскопать могилу Сэма, увидеть его останки; уничтожить останки Сэма, самого Сэма – навсегда, чтобы спасти племянника.
Сэм не может не осознавать, чего будет стоить Дину происходящее, но в его списке приоритетов сын стоит на ступень выше брата, тогда как для Дина…
3-й сезон только начался, мы уже видели реакцию Дина на смерть Сэма, но еще не было 3.11, еще не было 3.16, не было 4.01, и все-таки мы знаем: смерть Дина подкосит Сэма, но не убьет его, не сведет с ума, не уничтожит, потому что когда по-настоящему, один всегда чуть больше любит, а другой скорее позволяется себя любить, никогда чаши весов не будут на равных.
Дин для Сэма – солнце, жить без которого практически невозможно, Сэм для Дина – воздух, без которого жить невозможно вообще, и Сэмми – это лишь кислородные баллоны, бессознательная сублимация в ожидании момента, когда Сэм, конечно же, появится, и можно будет вдохнуть полной грудью.
Желая спасти сына, Сэм фактически лишает брата надежды когда-нибудь начать дышать самостоятельно, без «костылей», без искусственной вентиляции; более того, он просит, чтобы Дин сам, своими руками перекрыл себе доступ к кислороду.
И Дин честно пытается сделать это – просто потому, что Сэму это нужно, потому что, по его словам, это правильно, логично, необходимо. Потому что Сэм тоже однажды спас Дину жизнь, и Дин теперь вроде бы должен, и пора платить по счетам.
Он так и не делает последнего шага, не может – и Сэм, решительный мальчик, в последний момент пытается принять всю ответственность на себя: «Я даже не заметил, как он взял у меня спички. Он еще был со мной рядом, когда полыхнул огонь. А потом его не стало».
В этот момент Дин тихонько, без пафоса и истерик сходит с ума.
Сумасшествие Дина:
С этого момента Дин начинает жить прошлым – единственным адекватным заменителем кислорода, которого больше уже не будет. Мозг продолжает спасать тело, подсознание производит оценку имеющихся ресурсов и предпринимает беспрецедентную и безвозвратную попытку сохранить самое себя – отключает волшебный механизм распознавания реальности, мешает, тасует, как колоду карт, моменты времени, воспоминания, накладывает их на настоящее, производит принудительную вентиляцию легких – только бы дышал, только бы жил.
Дин теряет рассудок одномоментно – только что он четко разделял абсолютно не похожих друг на друга Сэма и Сэмми, и вот уже они наслаиваются друг на друга, вот уже Сэмми, любитель отверток и автотехники, хмурится, прилипает лбом к стеклу Импалы, ест яичницу, от него пахнет отцовской курткой, он живой, настоящий и совсем рядом, его можно потрогать, обнять, согреть, поцеловать.
Дин сходит с ума стремительно, как машина, сорвавшаяся с узкого участка горного серпантина, падает в пропасть. Дин видит – помнит – видит города, штаты, фестивали, делится воспоминаниями о будущем, оберегает и заботится о том, кого давно потерял и кого надо сберечь во имя того, кого не уберег.
Реальность уплывает, течет, меняется, становится пластичной, как теплый воск, и такой же мутной, на лист настоящего ложится скомканная калька прошлого, и вот уже его Сэмми Винчестер, младший брат, смотрит странно, отвечает невпопад, пьет чай, но продолжает оставаться все тем же Сэмми, реальным до последней родинки, до последнего завитка на затылке.
Каждая миля приближает Дина к краху, к моменту, когда калька порвется под натиском неудержимо наступающей реальности, и он подсознательно отодвигает этот момент, насколько возможно, тянет время, перебирая в пальцах молочно-белые шуршащие листочки воспоминаний.
"- Дин, когда мы приедем домой? – спросил он, придвинув к себе чашку.
- Мы едем, Сэм, тут, знаешь ли, не как до булочной дойти, за пять минут не получится.
Он вздохнул и стал мять в пальцах кончик меню.
- Да, я знаю, но когда мы доедем уже?
- Сэм, ну ты же сам можешь прекрасно посмотреть по карте, или ты потерялся в трех дорогах и двух штатах?
Он поднял на меня взгляд и сказал очень тихо, глядя в глаза:
- Мне кажется, это ты потерялся".
Пленка прошлого, тугая, дрожащая от напряжения, рвется, когда они с Сэмми добираются до дома, в котором прожили вместе много лет. Мембрана лопается, и из дыры наружу начинает лезть реальность, которую Дин не в состоянии принять и пережить.
Кончается последний кислородный баллон, из вакуума, из темноты смотрят клыкастые чудовища.
Ни прошлого, ни реальности больше не существует.
О чем:
О чем этот фик, что лично я в нем вижу?
Я вижу Ад, дорога в который выстлана исключительно благими намерениями, замешанными на искренней и сильной любви.
Это фик о том, что нельзя любить слишком сильно, отдавать всего себя, растворяться в другом человеке. Всегда должна быть какая-то черта, граница, которой нужно держаться, которую нужно блюсти и соблюдать, отделяя свое Я, свое существование от чьего-то еще, иначе, пытаясь удержать симбиота, часть себя, то, с чем ты сросся, ты рискуешь уничтожить себя самое и все вокруг.
Нет границ для настоящей любви, и это – самое страшное: изрядная доля преступлений совершается на бытовой почве, на почве любви, ревности, мести за любимых и близких. Нельзя так любить человека, чтобы не уметь без него жить. Нельзя отказываться от собственной индивидуальности, уникальности, автономности, нужно помнить о хрупкой черте, долженствующей отделить нормальное от излишнего, достаточное от избыточного.
Нужно беречь то, что есть, и уметь вовремя отпустить.
А еще этот фик – о драме ребенка, волею судьбы попавшего между неумолимыми жерновами этой несчастной, нездоровой, феноменальной, доведенной до абсолюта и абсурда любви-потребности.
Чем уникален этот фик:
Обычно в фиках по СПН, если умирает Дин, Сэм звереет и уничтожает мир, чтобы затем долго страдать от отсутствия брата или радоваться, что пусть мир и умер, но брата все-таки ему пусть со скрипом, но вернул.
Если умирает Сэм, Дин ангстится, злится, находит способ спасть брата – или не находит, ангстится, злится, страдает и/или умирает.
Здесь никто не ангстится, никто не устраивает Армагеддонов и не рвется никого спасать.
Здесь вполне обычный человек, потеряв самое дорогое (= всё), что у него было, и не сумев заменить это аналогом, сходит с ума от невозможности жить дальше.
В этом больше любви, чем где бы то ни было.
Это утопично, нереально, слишком романтично – и все же настолько естественно, что становится страшно, так страшно, что я не могу не заплакать.
"Если я скажу вам, что никогда не думал, насколько все это нечестно – вы можете взять с меня сто долларов за чистейшую ложь. Та самая настоящая авария случилась еще в две тысячи пятом, когда в Импалу врезался в грузовик, а я умер потом в больнице. Возможно, отец не мог поступить иначе, я ведь уже не имею права говорить, что не понимаю его. Но ведь никто нам тогда не говорил, что если взять на себя роль бога, потом будет очень сложно вернуться к роли человека".
Это один из тех редких текстов, отзыв на которые написать очень сложно: пересказывать сюжет бессмысленно, разбирать по косточкам – невозможно.
Это один из тех редких фиков, которые я нежно люблю, и которые никогда бы не стала перечитывать во второй раз.
Но я клялась себе, что не перечитаю, и все же сделала это, и теперь я попытаюсь сделать то, чего не смогла сделать раньше – написать на него отзыв, вернее, не отзыв, а осмысление, размышления на тему.
«Хочешь, я расскажу тебе о том, как сходят с ума?»
осторожно, 14 тыс. знаков, много!
Я сидел в пещерах, пытался найти безмятежность;
Блуждал по трубам, как вода в душевых -
Но куда бы я ни шел, передо мной твоя нежность,
И я тоскую по тебе, как мертвый тоскует
По жадности крови живых.
Слишком много любви,
Слишком много любви.
БГ, «Слишком много любви»
Блуждал по трубам, как вода в душевых -
Но куда бы я ни шел, передо мной твоя нежность,
И я тоскую по тебе, как мертвый тоскует
По жадности крови живых.
Слишком много любви,
Слишком много любви.
БГ, «Слишком много любви»
Когда охотишься всю жизнь, смерть по естественным причинам, или такие банальные вещи, как аварии, кажутся сверхъестественным, будто лицензия на убийство дана только демонам и вампирам… Обычные смерти – это слишком просто, чтобы иметь точку приложения. Обычные смерти в конце концов начинают казаться тебе нечестными.
Фанфик был написан примерно в сентябре-ноябре 2007 года, когда фэндом был юн и свеж, каждый новый фик казался оригинальным, штампов «от СПН» в рунете еще не существовало, как и 4-го сезона, 3-й только начался, Дин продал душу за Сэма, и все гадали, как же Винчестеры из этого выберутся.
По версии Naya K - не выбрались.
Все начинается с того, что Сэм умирает, глупо, нелепо, страшно в своей обыденности – попадает с женой в аварию. Человек, всю сознательную жизнь оказывавшийся в невероятных передрягах и выходивший из безнадежных сражений живым и почти невредимым, разбивается на машине, оставив после себя лишь заброшенный дом и маленького сына, Сэмми Джордана, который толком не понимает, куда делись родители, обладает нездоровой страстью к отверткам, не любит яичницу, обожает машинное масло и дремать в креслах.
Дин делает то, что всегда удавалось ему лучше всего –упрощает ситуацию: крадет племянника из детского дома, и не находит ничего лучше, кроме как в ответ на вопрос: «Где мои мама и папа?» привезти ребенка на кладбище и показать могилы родителей.
Автор постоянно противопоставляет маленького Сэмми Сэму Винчестеру – Сэмми не выносит хлопьев, которые обожал его отец, не любит сказки, потому что они «не настоящие», не любит спорить, предпочитая выслушать и сделать все так, как сам считает нужным.
Дин не знает, что делать с ребенком, и, кажется, даже толком не понимает, зачем взял его с собой, разве что из чувства «семейного долга», он четко осознает, что Сэмми – не продолжение отца, что его племянник совершенно не похож на брата, это чужой ребенок, чужая радость, нечто инаковое, малопонятное.
Восемь лет Дин живет в одном доме с непостижимым для него существом, которое всё делает не так, как должны делать нормальные дети, потому что не задает правильных вопросов, не боится нечисти и смерти, не ведет себя так, как положено.
Потому что единственный правильный ребенок в жизни Дина – тот, другой Сэмми, лет тридцать пять – сорок назад.
"…но если с детства привык решать, что Сэм будет есть на завтрак, вопрос его жизни становится как-то не сложнее кукурузных хлопьев. Не в плане цены, а в плане уверенности, что ли".
И Дин, четко отделив от себя «полезное для нормального ребенка» от «неполезного», учит Сэмми драться, играть в покер и чинить машины, не открывая для него мир сверхъестественного так, как мог бы, сознательно пытаясь сохранить племянника от того, от чего не смог уберечь брата: "Он мог бы стать хорошим охотником, только я не собирался растить из него охотника, наша семья давно выплатила все свои кредиты по этой части в небесную канцелярию". Он пытается уберечь мальчика от ошибок, за которые до сих пор чувствует себя виноватым.
"Я научил Сэмми водить машину в девять лет и ходить по компасу в семь. И большего я не мог ему дать".
Когда Сэму исполняется тринадцать, он, кажется, впервые делает что-то, что должен сделать нормальный ребенок его возраста – впадает в кому, потому что если ребенок внезапно впадает в кому, это правильно, ненормально и сверхъестественно, значит, надо рыться в дневнике отца, искать чудовищ, которые виновны в происходящем, и исправлять ситуацию.
Но чудовище появляется само – "Он вошел в свет фонарика как раз тогда, когда я ухватился за древко. Порванные на коленях штаны, байковая рубашка, лицо Сэма".
Спустя 15 лет относительно спокойной размеренной жизни бумеранг, решительно запущенный уверенной рукой Дина, возвращается, чтобы ударить по самому больному, единственному слабому месту, чтобы сказать, что знает как спасти Сэмми, чтобы вновь поставить Дина перед тяжелейшим моральным выбором, чтобы загнать в угол, из которого нет безболезненного бескровного выхода.
И хорошо, что Сэм так и не узнает о том, что выбор, перед которым он поставил Дина, толкнет того за черту, которой Дин долгое время избегал, сосредоточившись на племяннике.
Дин и Сэм:
Смерть Сэма вроде бы не выбивает Дина из колеи, он ведет себя ровным счетом так, как ведут себя многие люди после смерти близкого человека – не осознает произошедшего.
На его счастье, он несколько лет почти не видел Сэма, практически не общался с ним, он не видел тела и не был на похоронах. Для Дина Сэм словно не умер, но находится где-то в другом месте: другом городе, другом штате, другой Америке, из которой просто не доходят письма и не проходят телефонные звонки, а так – все в порядке, а надгробия – ну что ж, где-то когда-то был же кремирован Дин Винчестер, убийца-психопат, которого застрелили при попытке нападения на девушку. И кто тогда каждый день смотрит на него из зеркала в ванной?
Дин, пожалуй, до конца не верит, что ничего нельзя изменить, повернуть вспять – ведь повернул же однажды, но вроде бы не к спеху, да и ребенок опять же… Психика справляется с мощнейшим стрессом единственно возможным способом – не позволяет окончательно поверить в то, что Сэма больше не будет, «отодвигает» на задний план, переключает внимание на племянника, который постоянно подбрасывает какие-то мелкие заботы.
Но вот Сэм возникает из ниоткуда, призрачный – и невообразимо реальный, и говорит Дину, что тот должен сжечь его кости.
И Дин внезапно видит реальность, не может отрицать очевидного – если есть призрак, есть труп, если есть труп, некого спасать.
И Дин мгновенно забывает о племяннике, как забывает о сахарозаменителе фанат сладкого, которому сообщили, что диагностированный у него диабет – ошибка.
Сэм сделал свой выбор: между своим иллюзорным существованием и жизнью сына он выбирает сына, вопрос только в том, понимает ли Сэм, что третья сторона его выбора – цена, которую должен будет заплатить Дин за воплощение его решения.
Для Дина выбора не стоит: между жизнью Сэма, пусть даже иллюзорной, и чем-то – кем-то – еще, пусть даже племянником, которого он растил много лет и в которого вкладывал весь свой нереализованный отцовский—братский инстинкт, нельзя выбрать, Сэм Винчестер всегда будет в приоритете, он должен жить, он просто всегда будет, иначе и быть не может.
Дин не соглашается с решением брата – он, как обычно, уступает, подчиняется, привычно делает то, о чем просит Сэм, не думая о последствиях, о том, чего именно просит Сэм.
Осознание придет позже, оно будет накатывать волнами, и каждая последующая будет больше, мощнее предыдущей – спасти Сэмми; уехать из дома, чтобы спасти Сэмми; ехать с Сэмом в Импале, как прежде – чтобы добраться до кладбища; доехать до кладбища, раскопать могилу Сэма, увидеть его останки; уничтожить останки Сэма, самого Сэма – навсегда, чтобы спасти племянника.
Сэм не может не осознавать, чего будет стоить Дину происходящее, но в его списке приоритетов сын стоит на ступень выше брата, тогда как для Дина…
3-й сезон только начался, мы уже видели реакцию Дина на смерть Сэма, но еще не было 3.11, еще не было 3.16, не было 4.01, и все-таки мы знаем: смерть Дина подкосит Сэма, но не убьет его, не сведет с ума, не уничтожит, потому что когда по-настоящему, один всегда чуть больше любит, а другой скорее позволяется себя любить, никогда чаши весов не будут на равных.
Дин для Сэма – солнце, жить без которого практически невозможно, Сэм для Дина – воздух, без которого жить невозможно вообще, и Сэмми – это лишь кислородные баллоны, бессознательная сублимация в ожидании момента, когда Сэм, конечно же, появится, и можно будет вдохнуть полной грудью.
Желая спасти сына, Сэм фактически лишает брата надежды когда-нибудь начать дышать самостоятельно, без «костылей», без искусственной вентиляции; более того, он просит, чтобы Дин сам, своими руками перекрыл себе доступ к кислороду.
И Дин честно пытается сделать это – просто потому, что Сэму это нужно, потому что, по его словам, это правильно, логично, необходимо. Потому что Сэм тоже однажды спас Дину жизнь, и Дин теперь вроде бы должен, и пора платить по счетам.
Он так и не делает последнего шага, не может – и Сэм, решительный мальчик, в последний момент пытается принять всю ответственность на себя: «Я даже не заметил, как он взял у меня спички. Он еще был со мной рядом, когда полыхнул огонь. А потом его не стало».
В этот момент Дин тихонько, без пафоса и истерик сходит с ума.
Сумасшествие Дина:
С этого момента Дин начинает жить прошлым – единственным адекватным заменителем кислорода, которого больше уже не будет. Мозг продолжает спасать тело, подсознание производит оценку имеющихся ресурсов и предпринимает беспрецедентную и безвозвратную попытку сохранить самое себя – отключает волшебный механизм распознавания реальности, мешает, тасует, как колоду карт, моменты времени, воспоминания, накладывает их на настоящее, производит принудительную вентиляцию легких – только бы дышал, только бы жил.
Дин теряет рассудок одномоментно – только что он четко разделял абсолютно не похожих друг на друга Сэма и Сэмми, и вот уже они наслаиваются друг на друга, вот уже Сэмми, любитель отверток и автотехники, хмурится, прилипает лбом к стеклу Импалы, ест яичницу, от него пахнет отцовской курткой, он живой, настоящий и совсем рядом, его можно потрогать, обнять, согреть, поцеловать.
Дин сходит с ума стремительно, как машина, сорвавшаяся с узкого участка горного серпантина, падает в пропасть. Дин видит – помнит – видит города, штаты, фестивали, делится воспоминаниями о будущем, оберегает и заботится о том, кого давно потерял и кого надо сберечь во имя того, кого не уберег.
Реальность уплывает, течет, меняется, становится пластичной, как теплый воск, и такой же мутной, на лист настоящего ложится скомканная калька прошлого, и вот уже его Сэмми Винчестер, младший брат, смотрит странно, отвечает невпопад, пьет чай, но продолжает оставаться все тем же Сэмми, реальным до последней родинки, до последнего завитка на затылке.
Каждая миля приближает Дина к краху, к моменту, когда калька порвется под натиском неудержимо наступающей реальности, и он подсознательно отодвигает этот момент, насколько возможно, тянет время, перебирая в пальцах молочно-белые шуршащие листочки воспоминаний.
"- Дин, когда мы приедем домой? – спросил он, придвинув к себе чашку.
- Мы едем, Сэм, тут, знаешь ли, не как до булочной дойти, за пять минут не получится.
Он вздохнул и стал мять в пальцах кончик меню.
- Да, я знаю, но когда мы доедем уже?
- Сэм, ну ты же сам можешь прекрасно посмотреть по карте, или ты потерялся в трех дорогах и двух штатах?
Он поднял на меня взгляд и сказал очень тихо, глядя в глаза:
- Мне кажется, это ты потерялся".
Пленка прошлого, тугая, дрожащая от напряжения, рвется, когда они с Сэмми добираются до дома, в котором прожили вместе много лет. Мембрана лопается, и из дыры наружу начинает лезть реальность, которую Дин не в состоянии принять и пережить.
Кончается последний кислородный баллон, из вакуума, из темноты смотрят клыкастые чудовища.
Ни прошлого, ни реальности больше не существует.
О чем:
О чем этот фик, что лично я в нем вижу?
Я вижу Ад, дорога в который выстлана исключительно благими намерениями, замешанными на искренней и сильной любви.
Это фик о том, что нельзя любить слишком сильно, отдавать всего себя, растворяться в другом человеке. Всегда должна быть какая-то черта, граница, которой нужно держаться, которую нужно блюсти и соблюдать, отделяя свое Я, свое существование от чьего-то еще, иначе, пытаясь удержать симбиота, часть себя, то, с чем ты сросся, ты рискуешь уничтожить себя самое и все вокруг.
Нет границ для настоящей любви, и это – самое страшное: изрядная доля преступлений совершается на бытовой почве, на почве любви, ревности, мести за любимых и близких. Нельзя так любить человека, чтобы не уметь без него жить. Нельзя отказываться от собственной индивидуальности, уникальности, автономности, нужно помнить о хрупкой черте, долженствующей отделить нормальное от излишнего, достаточное от избыточного.
Нужно беречь то, что есть, и уметь вовремя отпустить.
А еще этот фик – о драме ребенка, волею судьбы попавшего между неумолимыми жерновами этой несчастной, нездоровой, феноменальной, доведенной до абсолюта и абсурда любви-потребности.
Чем уникален этот фик:
Обычно в фиках по СПН, если умирает Дин, Сэм звереет и уничтожает мир, чтобы затем долго страдать от отсутствия брата или радоваться, что пусть мир и умер, но брата все-таки ему пусть со скрипом, но вернул.
Если умирает Сэм, Дин ангстится, злится, находит способ спасть брата – или не находит, ангстится, злится, страдает и/или умирает.
Здесь никто не ангстится, никто не устраивает Армагеддонов и не рвется никого спасать.
Здесь вполне обычный человек, потеряв самое дорогое (= всё), что у него было, и не сумев заменить это аналогом, сходит с ума от невозможности жить дальше.
В этом больше любви, чем где бы то ни было.
Это утопично, нереально, слишком романтично – и все же настолько естественно, что становится страшно, так страшно, что я не могу не заплакать.
"Если я скажу вам, что никогда не думал, насколько все это нечестно – вы можете взять с меня сто долларов за чистейшую ложь. Та самая настоящая авария случилась еще в две тысячи пятом, когда в Импалу врезался в грузовик, а я умер потом в больнице. Возможно, отец не мог поступить иначе, я ведь уже не имею права говорить, что не понимаю его. Но ведь никто нам тогда не говорил, что если взять на себя роль бога, потом будет очень сложно вернуться к роли человека".
@темы: СПН+J2
Посмотри, все ли правильно.
а Х его З, я после двух часов эпистолярки в ночь-полночь нич-черта не вижу
ага, хорошо. тогда ты можешь к себе скопипастить отсюда же без изменений, просто через правку - а то у тебя-то в дайри оно тоже поехавшее. ))
Спасибо огромное, отличная рецензия.
Мне очень нравится, как ты запараллеливала Сэма и Сэмми в разные моменты истории, и идея о том, что Дин сошел с ума в одну секунду практически. И я кстати никак не могла до конца понять, почему его добило это сожжение костей - сам-то Сэм давно умер. Ты здорово об этом сказала.
Потому что единственный правильный ребенок в жизни Дина – тот, другой Сэмми, лет тридцать пять – сорок назад.
И вот это, конечно, аццкий отжиг. Я никогда об этом в таких категориях не думала, но, в сущности это жа правда - Дин всю жизнь всех детей будет сверять по Сэму.
И еще, это я просто к слову - и правда, все-таки для меня эта история далеко не только о Сэме с Дином, а еще - и даже, пожалуй, в первую очередь - о Сэмми, о том, как страшно вот так попасть в эти жуткие неумолимые жернова несчастной, нездоровой, феноменальной, доведенной до абсолюта и абсурда любви-потребности , и меня поэтому потом еще окончательно докосила Теодицея - потому что с самого начала было понятно, что для этого мальчика вся эта ситуация ничем хорошим не кончится, и его как раз жальче всех, потому что он-то вообще пропал ни за что ни про что. Так что для меня ИНП в первую очередь история о нем, и история страшная до умопомрачения.
Спасибо
Спасибо огромное за рецензию. Могу только ППКС-нуть Liv Niggle, многое из того, что было не вполне понятно, встало на места. А перечитывать заново просто выше моих сил. Пробовала перечитывать кусками - ничего не дает. Для меня так и осталась не вполне понятной концовка - Дин совсем окончательно сошел с ума и ему все это мерещится (и шаги мерещатся ?), или действительно имеет место ритуал по возвращению Сэма? И сто тогда будет с Сэмми? Как ты это воспринимаешь?
И еще, ты очень правильный вывод сделала из этой истории (как мне кажется).
основная цель достигнута - как минимум один человек захотел перечитать
Solie, vishles
пжлст
Liv Niggle
Я еще когда заявку писала, прям чувствовала, кому она достанется
а кому еще ее могли дать?
И я кстати никак не могла до конца понять, почему его добило это сожжение костей - сам-то Сэм давно умер. Ты здорово об этом сказала.
я многое (и причину срыва Дина) поняла даже не после второго прочтения, а именно в тот момент, когда начала писать рецуху, уже в процессе - как когда ты читаешь два-три раза теорему, смутно понимая, что все вроде логично, а если сесть и внимательно, тщательно начать распутывать сложный многоцветный клубок, разбирая ниточки по ячейкам, выясняется, что все просто и логично, как математическая формула: вот условия, вот причины, вот следствия, вот ход решения, вот ответ.
кстати, именно на примере написания отзывана этот фик я внезапно поняла, зачем анализируют тексты и пишут рецухи - да чтобы самому окончательно понять и в полной мере оценить текст.
а еще - и даже, пожалуй, в первую очередь - о Сэмми
можно было разобрать фик и с этой стороны, но тогда нужно было бы применять совсем иной подход, и результат был бы не менее тяжелым и печальным. Дин-то сошел с ума, ему хорошо, он со своим Сэмом, а мальчику теперь всю жизнь жить с пониманием того, что он никому не нужен и не был нужен никогда. это ужасно - чувствовать себя заменителем, дешевой подделкой, которую на самом деле никогда не любили.
april
А перечитывать заново просто выше моих сил. Пробовала перечитывать кусками - ничего не дает.
фик из серии "прочесть каждому фэндомцу надо обязательно, но перечитать потом невозможно". я очень долго пересиливала себя и готовилась к этому.
а кусками - ничего и не может дать, текст слишком цельный, нужно видеть всю картину, погрузиться.
Для меня так и осталась не вполне понятной концовка - Дин совсем окончательно сошел с ума и ему все это мерещится (и шаги мерещатся ?), или действительно имеет место ритуал по возвращению Сэма? И сто тогда будет с Сэмми? Как ты это воспринимаешь?
я воспринимаю открытый финал именно как раскрытый финал: я не знаю, что именно видит Дин, потому что я - психически здорова, а он уже в своем прекрасном мире, в котором есть Сэм, в котором все хорошо.
может быть, он убьет Сэмми, как Сэм убил Дина, повторит ритуал и попытается вернуть своего Сэма в тело своего Сэмми.
может быть, он так и будет сидеть в подвале, любящий и любимый, а Сэмми будет носить ему еду, одеяла и следить, чтобы Дин не навредил себе.
может быть, Дин в этот момент просто умирает.
важно другое: вариантов масса, и ни один из них не является радужным и приятным для всех, кроме единственного человека - Дина. Дин в итоге - один оставшийся в выигрыше, счастливый, довольный, получивший то, чего давно хотел - покой в компании человека, без которого не может жить.