let's walk another way
По заявке Tsurigane, которая хотела: NoFace, "Великая Иллюзия" (Айзен/Йоруичи, Айзен/Маюри, Маюри/меносы, Айзен/Урахара, R), Eswet, "Не думай, делай!" (Укитакэ, Кёраку, Унохана и их занпакто), aya_me, "Cейрейтейский дождь" (Бьякуя/Хисана, Ренджи/Бьякуя, Гин/Бьякуя, Укитаке/Бьякуя, намеки на другие пейринги) и Mister_Key, "Шинигами и удзигами" (Бьякурен, упоминаются множественные, в т.ч. гетные. ОМП, ОЖП), на который у меня чисто технически не хватило времени, за что я прошу у заказчика прощения.
Предварительные замечанияЯ настоятельно рекомендую перед чтением моего отзыва прочесть все фики, о которых идет речь. Во-первых, они несоизмеримо выше моего скромного отзыва, они по праву занимают место фандомской классики и чтение их доставляет особое удовольствие высоким уровнем владения авторов текстовым материалом. Во-вторых, я не смогла удержаться от соблазна объединить их в своем отзыве, показать каждый на фоне остальных, подчеркнув своеобразие и связав теми нитями общности, которые неизбежно возникают при настолько тесном взаимодействии авторов, текстов, идей и трактовок, когда все тексты восходят к одному избранному протообразцу. Поэтому здесь не три отчета по прочтении трех фиков - здесь единое размышление о всех трех, нерасчлененное и нерасчленимое, весьма условно разделенное на фрагменты.
В довольно обширных спорах, может ли фанфикшн быть частью литературного процесса, я придерживаюсь точки зрения, что являясь корпусом текстов - может, и вполне. Конечно, основную часть этого корпуса составляют тексты, которые подлежат скорее социологическому, нежели литературному рассмотрению. Но как будет видно ниже, фанфикшн способен породить текст, который может выдержать довольно жесткие исследовательские практики.
Я не занимаюсь здесь грамматической критикой текста, несмотря на ее ценность с точки зрения истории языка. Фики, рассматриваемые в этом блоке реков, написаны достаточно давно, чтобы не требовать своего критического рассмотрения в принципе - сам факт того, что их читают, вспоминают, мнением о них интересуются несмотря на сроки публикации от почти годичного ("Не думай, делай!" ) до более чем трехлетнего ("Сейретейский дождь" ) показывает, что их место в фандоме уже определено. К тому же тексты эти действительно выверены на языковом уровне так, что могут являться почти образцовыми - каждый стилистический перебой оказывается значимым для общей конструкции текста, форма содержательна до передела (в "Сейретейском дожде" и в "Великой иллюзии" есть по сомнительной для меня запятой - достаточно вспомнить объем этих фиков, чтоб понять, что уделять внимание подобным погрешностям не стоит). Посему, с вашего позволения, я буду писать об особенностях не языка, но построения.
Я старалась ограничиться средствами русского литературного языка, и речь, понятно, идет не только об отказе от субстандартной лексики. Там, где мне это не удалось - готова давать пояснения. Сноска нужна для устранения методологической двусмысленности.
И бескатное - меня по-прежнему не интересует, что это, меня интересует, как это работает.
"Не думай, делай!", здесь, Eswet
читать дальшеДавным-давно, когда нас в фандоме и в помине не было, был создан особый хронотоп, который можно условно обозначить как Академия времен Укитаке и Кераку. Напомню - в каноне он появился в момент поединка этой парочки с Ямамото, самого трагичного из всех боев сейретейского арка: оба прекрасно понимают, что сражение безнадежно, для обоих это крах, вырезание себя даже не из системы - из строя жизни, из дома. Флэшбэк в этот момент подчеркивает трагизм ситуации, поясняя, чем именно жертвуют мятежные капитаны ради Рукии, замыкая их историю в кольцо, соединяя ее конец с началом. При этом перед нами самое отдаленное во времени свидетельство о прошлом Сейретея, имеющее канонический статус. Все это определяет статус этого фрагмента в фандоме: довольно поверхностные и абсолютно ненарративные воспоминания развернули в полноценный образ Золотого Века Сейретей - времени именования и первотворения, чувственного познания мира и знаковых подвигов, идиллическое по тону и торжественное, как положено первоисточнику ритуальных повторений. Скудость информации провоцировала обширные достраивания, превращая фики по этому периоду практически в феномен канонической AU, да простится рецензенту этот оксюморон - при канонических персонажах (ООС эти фики, как правило, не грешат) и канонических законах мира (например, принципы организации учебы в Академии, как правило, изымаются из флэшбэков Ренджи) сам мир меняется так, как это удобно автору, мифическое*, идиллическое и романтическое смешиваются в разных пропорциях, антураж ограничен исключительно потолком полета фантазии. Приспичит кому-нибудь написать фик про людей с песьими головами... Стоп, это канон.
Сегодня этот фик уже является AU по отношению к канону. На момент его публикации в марте 2008 этого отклонения еще не было, а предположение о том, что Унохана могла быть однокашницей Кераку и Укитаке высказывалось достаточно часто (например, здесь или здесь, ("Выйти из положения" с продолжением здесь, "Выйти из положения-2" )), чтобы стать допущением, не требующим пояснений. Это допущение позволяет вывести в качестве персонажей троих равных, уравновешивая текстовые события на персонажном уровне: силы героев примерно равны, значит, шансы на шикай равны тоже. Все три героя проявили себя как герои-деятели с четко выраженными гуманистическими взглядами, готовые на жертвы, все трое представлены как носители особой силы и особой мудрости и представлены как подлинные хранители традиций. В это фике они - первопроходцы (предшествующего опыта вызывания шикаев в фике нет), противостоящие подчеркнуто абстактному образу хтонического зла - Пустым, и... собственной рефлексии.
Тема этого фика - обретение и присваивание силы, также коррелирующая с мифическим временем и мифическим воззрением. Повышенная значимость вещи (меча), ее максимальная индивидуализация (цель героев фика - найти то, что отличает именно эту вещь от ряда ей подобных, обнаружить в ней субъекта, а не объект) также в этом контексте связываются не с уникальностью обладателя, а с эпическим взглядом на мир в целом. Само название фика утверждает деятельное, чувственное познание мира - что тоже свойственно в большей мере мифическому сознанию. Сюжетная завязка - не столько перипетии, сколько происк приращения сил в мире, и без того вполне благополучном.
Но перед нами не эпос и не миф. Перед нами текст нового времени. Он не ограничивается внешними проявлениями чувств героев, он требует точки зрения и изнутри, он не довольствуется решениями - он требует сомнений. Все это здесь есть и является отнюдь не периферийным, но - отрицаемым с точки зрения значимости для построения фабулы. Фабула же довольно проста и идиллична и совершенно лишена интриги - динамика сюжета равна разнице между кругом познания читателя, видевшего все три меча в действии, и персонажа, открывающего их. Центральное, трижды повторяющееся событие - обретение шикая и поиск путей к нему, путей познания. Во всех случаях единственно действенной оказывается пресловутая роковая случайность, осознаваемая читателем ретроспективно из уже виденной в аниме формы, в двух показанных нам развернуто - это то состояние героев, в котором это обретение, являющееся основной темой разговоров, размышлений, рассуждений, становится наименее значимым в тексте, состояние стрессовое по внешним для действия причинам. Осмысление действия и происходящего есть. Осмысленности - не в значении наличия смысла, а в значении предварительной рефлексии персонажей - нет.
Все это подчеркивается спецификой стиля Эсвет - спокойного, рассудочного, нивелирующего острые углы, который здесь обращается интонацией сказителя, размывающей формальную передачу точки зрения персонажа.
Если суммировать все вышесказанное, то мы получаем текст, по построению напоминающий мифы о культурном герое, отклонения которого от классической схемы мифа на формальном уровне только утверждают внутреннее единство с текстами такого рода. Специфика выбранного времени и выбранных персонажей реализована полностью. Идилличность, вечная беда классического мифа о Золотом веке, ослабляющая внимание современного читателя, преодолена занимательностью куда более поздней интриги, интрига, в свою очередь, сглажена изначально заданным благополучным разрешением. Образ мира чувственен и убедителен. Рефлексия еще не значима для него. Фик оставляет ощущение гармоничности и сбалансированности. И несколько диахроническое ощущение того, что этот мир обречен на утрату.
"Великая Иллюзия", здесь, NoFace
читать дальшеМир фика NoFace нельзя назвать ни гармоническим, ни идилличным. Внешне интриги совпадают по построению - она здесь также базируется на разрыве знания читателя и догадок персонажей. Но если основным событием фика Eswet был прирост блага, то основным событием фика NoFace становится роковая ошибка. Время благополучия заканчивается, мир благополучия распадается, он застигнут в период жестокого кризиса, картину которого автор показывает лаконично, но красочно. Фик довольно герметичен - мир за пределами отряда и архива Шихоуин намечен двумя-тремя предложениями, персонажи, кроме избранных пятерых, либо остаются за текстом, либо обозначают свое присутствие максимально безличными единичными репликами. Это замкнутый круг, из которого некуда деваться. Герои, населяющие фик NoFace - еще цельные, устремленные к всеобщему благу идеалисты (особенно ясно это видно по изменениям, которые претерпел образ Маюри - исключительной жестокости персонаж представляется забавным безумным ученым, страстно влюбленным в свое дело, своего рода альтер эго Урахары), но это-то и делает их уязвимыми, они оказываются не готовы - ни к атаке меносов, ни к проникновению чуждой, эгоистичной воли, ни к коварству, ни к собственной слабости. Айзен - носитель нового, практического сознания, довольно далеко отстоящий в этом от канонического романтизированного до предела образа оскорбленного беглеца, интриган ради интриги, смыкающийся в этом с фанонным образом Гина (и черты Ичимару порой проявляются в юном Владыке).
Деление фика на две части вызвано не столько объемом, сколько двумя типами рассказывания. Первая глава - это остановленное время. Происшествия подчеркнуто бессобытийны - до самых последних частей главы, повествование распадается на ряд внешне малосвязанных между собой картин. Связывает их в единое целое довольно плотная сеть мотивных пересечений.
Здесь необходимо сделать небольшое отступление. Четкого общепринятого определения мотива сегодня не существует. В этом отзыве (и вообще в своей читательской практике) я использую этот термин в значении мельчайшего словесно выраженного элемента текста, чье значение не равно прямому. Техника обращения с мотивными сцеплениями такого рода - высокое искусство автора, его мелкая техника и проявление особого внимания к тексту. Они могут быть почти незаметны при быстром чтении, но удерживают целостность текста при любой мере рыхлости фабульных связей и являются мощным маркером знака.
Первая группа мотивов, появляющаяся в тексте - это мотивы, связывающие текст с историей Тайто. Стены как экстренная мера, закатное солнце (пламенеющее солнце) над Соукьеку - это то, чем нас вводят в мир этого текста. И подобные намеки-сцепления, нечитаемые во временных рамках фика, но четко и однозначно прочитываемые в рамках аниме и манги, разбросаны в тексте в довольно значимых количествах. Вот Урахара хочет обернуться котом, сбежать с капитанской должности и отдохнуть. Вот облака, на которые смотрит Айзен, образуют цифру "три". Вот Урахара иронизирует над образом Айзена - "злого гения Сейретей". Вот называет себя нянькой.
Это, пожалуй, самый простой и понятный блок мотивов. Он осуществляет ярко выраженную фатическую функцию, удерживая внимание читателя, заставляя его получать удовольствие от узнавания, снова и снова восстанавливая связь читаемого текста с полюбившимся. В условиях AU, которая неизбежно определеляется выбранным временем действия (все, что о нем известно в каноне на время написания фика - это статус Урахары как директора и основателя Исследовательского института и весьма обрывочные сведения о причинах его изгнания) и усиливается несовпадением конечного знания капитанов в фике и стартовым знанием их же в сейретейском арке (к концу фика гипнотические способности занпакто Айзена уже не являются тайной ни для кого в Сейретей) подобная функция оказывается необходимой. При этом сами эти отсылки связаны либо с бытием Урахары и Йоруичи в изгнании, либо с трагическими событиями канона. Текст здесь довольно безжалостен.
Мотив открытого неба тоже можно отнести к этой группе, поскольку связан он с образом Айзена. Небо большей частью закатное, изменчивое и тревожное. Поэтому солнечный свет придает довольно зловещий оттенок примирению Урахары и Йоруичи, срежиссированному Айзеном, в котором играм светотени уделяется довольно много места - "блужданием во мраке" названы исследования по поиску передатчика, пыль, тоже последовательно возникающий при описании хранилища мотив, образует "столбы света" вокруг Киске (думаю, объяснять значение этого образа досмотревшим/дочитавшим сейретейский арк было бы излишним), которые гаснут, когда Урахара уходит - возвращается к собственным исследованиям. Тоска по солнцу предшествует связи Йоруичи с Айзеном.
Еда (большей частью - чай и сладости) - тоже довольно крупный мотивный блок. В первой главе фика он связан с Урахарой - через отвержение ("А Киске пусть сидит над отчетами и грызет свечку" - во втором потоке диалога Айзена и Йоруичи, Урахара не может выполнить собственный приказ о еде, "хоть таби ешь" - для обозначения тоски, засыпает, не прикоснувшись к чаю) и с Айзеном - через принятие. Айзен везде, всегда и со всеми пьет чай - при визитах к Йоруичи, в планах на будущее капитанство Урахары, при исполнении своих лейтенантских обязанностей. Йоруичи сравнивает его с сытым тигром, связь с ней он представляет себе в гастрономических метафорах. Перелом в отношениях с Урахарой начниается с того, что он с изумительной энергичностью закармливает своего лейтенанта.
Во второй главе мотив еды сохраняется, он по-прежнему связан с Айзеном, сексом (спор о смазке с Маюри), но разрешается еще в одном направлении - образе меноса, обжоры ради обжорства. Айзен оказывается связующим звеном между миром меносов и шинигами: он устраивает встречу меносов и Урахары, добывает их для Маюри и банкаем перемешивает их с шинигами. В этой же главе разрыв между Урахарой и едой сокращается - сперва через пикник с меносами (замечательно вписанная кумулятивная сказочка), потом через совместное чаепитие с Айзеном и наконец - через заточение, в котором отказ от еды превращается в голод. Снова упоминается поедание таби, но теперь не как обозначение действия крайне нежелательного, но как возможного выхода.
Мотив воды (дождя, лужи) связан с отрядом и деятельностью Урахары. Его слова "падают в лужи" и становятся паром; когда он принимает командование, идет дождь; помывка наряду с приемом пищи становится его первым распоряжением отряду, дождь идет, когда Йоруичи думает о нем, стоя у окна. Мотиву воды противопоставлен мотив сухости, он связан и с хранилищем ("Пыль, от которой сохнут пальцы" - первая его характеристика, Айзен, битый Йоруичи, жалуется на то, что "здесь нет воды") и с Айзеном (в гостях у Йоруичи он в первую очередь просит "что-либо сухое", "сухой, лощеный, гладкий" - таким видит его Урахара). Айзен в сознании Урахары никак не совмещается с банным интерьером и банными обычаями, что не мешает последнему мыть Маюри, чья связь со знаковым пространством Урахары подчеркивает и падение в лужу, травестийное отражение речи Урахары перед отрядом. Урахара в заточении хочет есть, но жажды не испытывает. Вода перестает быть ему нужна.
Мотив насекомых связан с научным исследованием. Трагический вначале (быстрая смерть ночных бабочек на огне), он присваивается Урахарой (сверчок под столом и цикады за окном как начало описания вечера капитана двенадцатого) и становится одним из вводных для Маюри (первое его изобретение, о котором мы узнаем - средство от насекомых) и становится коммуницирующим - сперва для Маюри и Урахары (их полуанекдотические диалоги о бабочках задают тон производственным главам), а потом и для всего Сейретей. Соблазнение Йоруичи Айзеном сравнивается с удерживанием бабочки на булавке. Попытка совмещения бабочки и Айзена приволдит к довольно печальным последствиям - будущего Владыку кусают за палец. Разрешается эта мотивная линия просто и трагично - перед беседой Урахары с Айзеном мы наблюдаем муху, утонувшую в чае. Смотри блок мотивов "еда".
Разумеется, здесь продемонстрированы отнюдь не все мотивные сцепления фика. Например, можно еще проследить связь Маюри с грязью, а Айзена - со сказками. Но уровень работы с мотивной сеткой и ее основная тенденция - поглощение символического пространства Урахары символическим пространством Айзена, удвоение финального убийства и заключения Урахары и демонстрация их трагической подоплеки на словесном уровне, я полагаю, видны уже из рассмотрения динамики этих мотивных групп.
"Сейретейский дождь", здесь и здесь, orocchan (aya_me)
читать дальшеМир фика orocchah уже трагичен по самому своему устройству. Это не беда, которую нужно преодолеть - это глобальный разрыв между благом и наличным, воспринятый как норма. Слышат друг друга единицы. Говорят друг с другом о действительно важных вещах еще меньше. Персонажи разъединены и несчастны. Поиск путей преодоления или хотя бы сглаживания этого разъединения и несчастья и составляет сюжет этого фика. Он отчаянно хочет перипетии, он жаждет ее, он весь напряжен ожиданием глобальных изменений. И это, пожалуй, самый изящный по построению из предложенных фиков.
Две точки зрения на мир. Точка зрения Ренджи - экспрессивная (кто спрашивал про уместное использование мата? Сходите посмотрите), линейная и наивная (неосведомленность, непонятливость Ренджи педалируется довольно жестко - он не знает почти ничего о прошлом окружающих, не прочитывает скрытый смысл высказываний Бьякуи и так далее). Точка зрения Бьякуи - холодная, подчеркнуто дистанциирующаяся от происходящего, отмеченная тайной (почти для каждого эпизода отмечен круг посвященных). Границы фрагментов, репрезентирующих разные точки зрения, выделены графически и содержательно и лексически первыми же предложениями, например: "От дождя весь день болела голова. (ср: "Кучики-тайчо, эта СВОЛОЧЬ, словно чувствуя, что будет ливень, еще днем отправился домой под предлогом головной боли" - резкая смена модальности высказывания.) А еще этот Абарай (дистанция, предполагающая взгляд снаружи, плюс именование, более характерное для фрагментов Кучики, хотя можно указать на довольно большой пласт исключений)". Вместо прямо выраженной интриги - напряжение между этими точками зрения, между двумя картинами мира, нарастающее, как снежный ком, и разрешающееся финальной сценой в доме Кучики (бьякуренский секс - это скорее все-таки кульминация этого напряжения), с рухнувшими границами между этими точками зрения и картинами мира, с почти невозможной надеждой на выход для обоих.
Пространство и время действия задает вполне четкую рамочную конструкцию. Рамка - день Ренджи на своей территории, рабочей отрядной и личной домашней, с Рикичи, действующим исключительно в ее пределах. Само действие - вечер и ночь в поместье Кучики, в одной комнате, за одним столом, вдвоем. Пространство фика расширяется воспоминаниями, рефлексией, новостями и в итоге охватывает весь мир Общества Душ.
Четко выделяются три основные маркированные пространства: дом Кучики, Готей 13 и Руконгай. Если первые два выведены четко и развернуто, то последний - скорее людьми, отмеченными им, как знаком. Первое, что мы узнаем - это их исключенность из мира Готей, сперва выведенную как маргинальность, потом - как не затронутость маркерами Готея. В своих воспоминаниях Бьякуя обозначает его как пространство надежды. Представителей этого пространства в фике немного - Рукия, Хисана, Ренджи, Зараки. Это пространство асексуализированное, до самого конца фика ни один его представитель не становится инициатором любовной или половой связи (в понятийном простанстве фика - разные вещи), но первые трое являются объектом привязанности либо платонического интереса Бьякуи. Дом Бьякуи - также пространство асексуализированное. При этом это пространство заботы и опеки, и разрыв с Гином вызван вторжением последнего именно в знаковую систему дома. Образ Готей, напротив, сексуализирован предельно. Таким образом, в фике оказываются изначально разделены, причем довольно жесткими границами стен, пространства надежды, любви и плоти. Любовь оказывается безнадежной, надежда - бесплотной, секс лишен и того, и другого. Персонажи вступают в половые связи по самым разным причинам, ничего общего с любовью не имеющим. Это желание позлить, желание поиграть, жалость, скука, тренировки, избавление от накопившихся эмоций и никогда - подлинное чувство. Пространство это в фике отмечено грозой, дискомфортом, тьмой, которая тушит светильники, зарницами, которые опаляют. На границе этого пространства единственным способным сдержать его разрушительную силу оказывается Ренджи.
Ренджи - единственный персонаж, который заявлен как причастный всем трем пространствам разом. Он - руконгаец, это неоднократно подчеркивается. Он - офицер Готей, дослужившийся до высокого чина, участник готейских любовных практик (эпизод с девушкой из девятого отряда, роль в отношениях Юмичики и Шуухея). Ренджи связан с Рукией и через нее - с Хисаной. Ренджи - объект заботы Бьякуи и гость в его доме. После сцены с дверью незнание Ренджи превращается в незапятнанность пороком, экспрессивность - в почти физическое воплощение надежды, непонимание - в большую способность к действию. Секс закрепляет этот знаковый слом, пространство дома Кучики лишается целомудренного ореола, табу на руконгайское пространство снимается, появляется возможность подлинного сближения на всех уровнях.
Финал фика смыкается с началом действия канона. Впереди бегство и заключение Ренджи, впереди бой на банкаях, впереди сцены в больнице. Все это включается в финал фика - вместе с сомнениями Ренджи, бывшими доселе прерогативой Бьякуи. Но все-таки - остается надежда. Отчаянная и невозможная надежда на счастье.
*Под мифом в данном отзыве понимается, понятно, не типизирующая практика, а мифопоэтика.
Предварительные замечанияЯ настоятельно рекомендую перед чтением моего отзыва прочесть все фики, о которых идет речь. Во-первых, они несоизмеримо выше моего скромного отзыва, они по праву занимают место фандомской классики и чтение их доставляет особое удовольствие высоким уровнем владения авторов текстовым материалом. Во-вторых, я не смогла удержаться от соблазна объединить их в своем отзыве, показать каждый на фоне остальных, подчеркнув своеобразие и связав теми нитями общности, которые неизбежно возникают при настолько тесном взаимодействии авторов, текстов, идей и трактовок, когда все тексты восходят к одному избранному протообразцу. Поэтому здесь не три отчета по прочтении трех фиков - здесь единое размышление о всех трех, нерасчлененное и нерасчленимое, весьма условно разделенное на фрагменты.
В довольно обширных спорах, может ли фанфикшн быть частью литературного процесса, я придерживаюсь точки зрения, что являясь корпусом текстов - может, и вполне. Конечно, основную часть этого корпуса составляют тексты, которые подлежат скорее социологическому, нежели литературному рассмотрению. Но как будет видно ниже, фанфикшн способен породить текст, который может выдержать довольно жесткие исследовательские практики.
Я не занимаюсь здесь грамматической критикой текста, несмотря на ее ценность с точки зрения истории языка. Фики, рассматриваемые в этом блоке реков, написаны достаточно давно, чтобы не требовать своего критического рассмотрения в принципе - сам факт того, что их читают, вспоминают, мнением о них интересуются несмотря на сроки публикации от почти годичного ("Не думай, делай!" ) до более чем трехлетнего ("Сейретейский дождь" ) показывает, что их место в фандоме уже определено. К тому же тексты эти действительно выверены на языковом уровне так, что могут являться почти образцовыми - каждый стилистический перебой оказывается значимым для общей конструкции текста, форма содержательна до передела (в "Сейретейском дожде" и в "Великой иллюзии" есть по сомнительной для меня запятой - достаточно вспомнить объем этих фиков, чтоб понять, что уделять внимание подобным погрешностям не стоит). Посему, с вашего позволения, я буду писать об особенностях не языка, но построения.
Я старалась ограничиться средствами русского литературного языка, и речь, понятно, идет не только об отказе от субстандартной лексики. Там, где мне это не удалось - готова давать пояснения. Сноска нужна для устранения методологической двусмысленности.
И бескатное - меня по-прежнему не интересует, что это, меня интересует, как это работает.
"Не думай, делай!", здесь, Eswet
читать дальшеДавным-давно, когда нас в фандоме и в помине не было, был создан особый хронотоп, который можно условно обозначить как Академия времен Укитаке и Кераку. Напомню - в каноне он появился в момент поединка этой парочки с Ямамото, самого трагичного из всех боев сейретейского арка: оба прекрасно понимают, что сражение безнадежно, для обоих это крах, вырезание себя даже не из системы - из строя жизни, из дома. Флэшбэк в этот момент подчеркивает трагизм ситуации, поясняя, чем именно жертвуют мятежные капитаны ради Рукии, замыкая их историю в кольцо, соединяя ее конец с началом. При этом перед нами самое отдаленное во времени свидетельство о прошлом Сейретея, имеющее канонический статус. Все это определяет статус этого фрагмента в фандоме: довольно поверхностные и абсолютно ненарративные воспоминания развернули в полноценный образ Золотого Века Сейретей - времени именования и первотворения, чувственного познания мира и знаковых подвигов, идиллическое по тону и торжественное, как положено первоисточнику ритуальных повторений. Скудость информации провоцировала обширные достраивания, превращая фики по этому периоду практически в феномен канонической AU, да простится рецензенту этот оксюморон - при канонических персонажах (ООС эти фики, как правило, не грешат) и канонических законах мира (например, принципы организации учебы в Академии, как правило, изымаются из флэшбэков Ренджи) сам мир меняется так, как это удобно автору, мифическое*, идиллическое и романтическое смешиваются в разных пропорциях, антураж ограничен исключительно потолком полета фантазии. Приспичит кому-нибудь написать фик про людей с песьими головами... Стоп, это канон.
Сегодня этот фик уже является AU по отношению к канону. На момент его публикации в марте 2008 этого отклонения еще не было, а предположение о том, что Унохана могла быть однокашницей Кераку и Укитаке высказывалось достаточно часто (например, здесь или здесь, ("Выйти из положения" с продолжением здесь, "Выйти из положения-2" )), чтобы стать допущением, не требующим пояснений. Это допущение позволяет вывести в качестве персонажей троих равных, уравновешивая текстовые события на персонажном уровне: силы героев примерно равны, значит, шансы на шикай равны тоже. Все три героя проявили себя как герои-деятели с четко выраженными гуманистическими взглядами, готовые на жертвы, все трое представлены как носители особой силы и особой мудрости и представлены как подлинные хранители традиций. В это фике они - первопроходцы (предшествующего опыта вызывания шикаев в фике нет), противостоящие подчеркнуто абстактному образу хтонического зла - Пустым, и... собственной рефлексии.
Тема этого фика - обретение и присваивание силы, также коррелирующая с мифическим временем и мифическим воззрением. Повышенная значимость вещи (меча), ее максимальная индивидуализация (цель героев фика - найти то, что отличает именно эту вещь от ряда ей подобных, обнаружить в ней субъекта, а не объект) также в этом контексте связываются не с уникальностью обладателя, а с эпическим взглядом на мир в целом. Само название фика утверждает деятельное, чувственное познание мира - что тоже свойственно в большей мере мифическому сознанию. Сюжетная завязка - не столько перипетии, сколько происк приращения сил в мире, и без того вполне благополучном.
Но перед нами не эпос и не миф. Перед нами текст нового времени. Он не ограничивается внешними проявлениями чувств героев, он требует точки зрения и изнутри, он не довольствуется решениями - он требует сомнений. Все это здесь есть и является отнюдь не периферийным, но - отрицаемым с точки зрения значимости для построения фабулы. Фабула же довольно проста и идиллична и совершенно лишена интриги - динамика сюжета равна разнице между кругом познания читателя, видевшего все три меча в действии, и персонажа, открывающего их. Центральное, трижды повторяющееся событие - обретение шикая и поиск путей к нему, путей познания. Во всех случаях единственно действенной оказывается пресловутая роковая случайность, осознаваемая читателем ретроспективно из уже виденной в аниме формы, в двух показанных нам развернуто - это то состояние героев, в котором это обретение, являющееся основной темой разговоров, размышлений, рассуждений, становится наименее значимым в тексте, состояние стрессовое по внешним для действия причинам. Осмысление действия и происходящего есть. Осмысленности - не в значении наличия смысла, а в значении предварительной рефлексии персонажей - нет.
Все это подчеркивается спецификой стиля Эсвет - спокойного, рассудочного, нивелирующего острые углы, который здесь обращается интонацией сказителя, размывающей формальную передачу точки зрения персонажа.
Если суммировать все вышесказанное, то мы получаем текст, по построению напоминающий мифы о культурном герое, отклонения которого от классической схемы мифа на формальном уровне только утверждают внутреннее единство с текстами такого рода. Специфика выбранного времени и выбранных персонажей реализована полностью. Идилличность, вечная беда классического мифа о Золотом веке, ослабляющая внимание современного читателя, преодолена занимательностью куда более поздней интриги, интрига, в свою очередь, сглажена изначально заданным благополучным разрешением. Образ мира чувственен и убедителен. Рефлексия еще не значима для него. Фик оставляет ощущение гармоничности и сбалансированности. И несколько диахроническое ощущение того, что этот мир обречен на утрату.
"Великая Иллюзия", здесь, NoFace
читать дальшеМир фика NoFace нельзя назвать ни гармоническим, ни идилличным. Внешне интриги совпадают по построению - она здесь также базируется на разрыве знания читателя и догадок персонажей. Но если основным событием фика Eswet был прирост блага, то основным событием фика NoFace становится роковая ошибка. Время благополучия заканчивается, мир благополучия распадается, он застигнут в период жестокого кризиса, картину которого автор показывает лаконично, но красочно. Фик довольно герметичен - мир за пределами отряда и архива Шихоуин намечен двумя-тремя предложениями, персонажи, кроме избранных пятерых, либо остаются за текстом, либо обозначают свое присутствие максимально безличными единичными репликами. Это замкнутый круг, из которого некуда деваться. Герои, населяющие фик NoFace - еще цельные, устремленные к всеобщему благу идеалисты (особенно ясно это видно по изменениям, которые претерпел образ Маюри - исключительной жестокости персонаж представляется забавным безумным ученым, страстно влюбленным в свое дело, своего рода альтер эго Урахары), но это-то и делает их уязвимыми, они оказываются не готовы - ни к атаке меносов, ни к проникновению чуждой, эгоистичной воли, ни к коварству, ни к собственной слабости. Айзен - носитель нового, практического сознания, довольно далеко отстоящий в этом от канонического романтизированного до предела образа оскорбленного беглеца, интриган ради интриги, смыкающийся в этом с фанонным образом Гина (и черты Ичимару порой проявляются в юном Владыке).
Деление фика на две части вызвано не столько объемом, сколько двумя типами рассказывания. Первая глава - это остановленное время. Происшествия подчеркнуто бессобытийны - до самых последних частей главы, повествование распадается на ряд внешне малосвязанных между собой картин. Связывает их в единое целое довольно плотная сеть мотивных пересечений.
Здесь необходимо сделать небольшое отступление. Четкого общепринятого определения мотива сегодня не существует. В этом отзыве (и вообще в своей читательской практике) я использую этот термин в значении мельчайшего словесно выраженного элемента текста, чье значение не равно прямому. Техника обращения с мотивными сцеплениями такого рода - высокое искусство автора, его мелкая техника и проявление особого внимания к тексту. Они могут быть почти незаметны при быстром чтении, но удерживают целостность текста при любой мере рыхлости фабульных связей и являются мощным маркером знака.
Первая группа мотивов, появляющаяся в тексте - это мотивы, связывающие текст с историей Тайто. Стены как экстренная мера, закатное солнце (пламенеющее солнце) над Соукьеку - это то, чем нас вводят в мир этого текста. И подобные намеки-сцепления, нечитаемые во временных рамках фика, но четко и однозначно прочитываемые в рамках аниме и манги, разбросаны в тексте в довольно значимых количествах. Вот Урахара хочет обернуться котом, сбежать с капитанской должности и отдохнуть. Вот облака, на которые смотрит Айзен, образуют цифру "три". Вот Урахара иронизирует над образом Айзена - "злого гения Сейретей". Вот называет себя нянькой.
Это, пожалуй, самый простой и понятный блок мотивов. Он осуществляет ярко выраженную фатическую функцию, удерживая внимание читателя, заставляя его получать удовольствие от узнавания, снова и снова восстанавливая связь читаемого текста с полюбившимся. В условиях AU, которая неизбежно определеляется выбранным временем действия (все, что о нем известно в каноне на время написания фика - это статус Урахары как директора и основателя Исследовательского института и весьма обрывочные сведения о причинах его изгнания) и усиливается несовпадением конечного знания капитанов в фике и стартовым знанием их же в сейретейском арке (к концу фика гипнотические способности занпакто Айзена уже не являются тайной ни для кого в Сейретей) подобная функция оказывается необходимой. При этом сами эти отсылки связаны либо с бытием Урахары и Йоруичи в изгнании, либо с трагическими событиями канона. Текст здесь довольно безжалостен.
Мотив открытого неба тоже можно отнести к этой группе, поскольку связан он с образом Айзена. Небо большей частью закатное, изменчивое и тревожное. Поэтому солнечный свет придает довольно зловещий оттенок примирению Урахары и Йоруичи, срежиссированному Айзеном, в котором играм светотени уделяется довольно много места - "блужданием во мраке" названы исследования по поиску передатчика, пыль, тоже последовательно возникающий при описании хранилища мотив, образует "столбы света" вокруг Киске (думаю, объяснять значение этого образа досмотревшим/дочитавшим сейретейский арк было бы излишним), которые гаснут, когда Урахара уходит - возвращается к собственным исследованиям. Тоска по солнцу предшествует связи Йоруичи с Айзеном.
Еда (большей частью - чай и сладости) - тоже довольно крупный мотивный блок. В первой главе фика он связан с Урахарой - через отвержение ("А Киске пусть сидит над отчетами и грызет свечку" - во втором потоке диалога Айзена и Йоруичи, Урахара не может выполнить собственный приказ о еде, "хоть таби ешь" - для обозначения тоски, засыпает, не прикоснувшись к чаю) и с Айзеном - через принятие. Айзен везде, всегда и со всеми пьет чай - при визитах к Йоруичи, в планах на будущее капитанство Урахары, при исполнении своих лейтенантских обязанностей. Йоруичи сравнивает его с сытым тигром, связь с ней он представляет себе в гастрономических метафорах. Перелом в отношениях с Урахарой начниается с того, что он с изумительной энергичностью закармливает своего лейтенанта.
Во второй главе мотив еды сохраняется, он по-прежнему связан с Айзеном, сексом (спор о смазке с Маюри), но разрешается еще в одном направлении - образе меноса, обжоры ради обжорства. Айзен оказывается связующим звеном между миром меносов и шинигами: он устраивает встречу меносов и Урахары, добывает их для Маюри и банкаем перемешивает их с шинигами. В этой же главе разрыв между Урахарой и едой сокращается - сперва через пикник с меносами (замечательно вписанная кумулятивная сказочка), потом через совместное чаепитие с Айзеном и наконец - через заточение, в котором отказ от еды превращается в голод. Снова упоминается поедание таби, но теперь не как обозначение действия крайне нежелательного, но как возможного выхода.
Мотив воды (дождя, лужи) связан с отрядом и деятельностью Урахары. Его слова "падают в лужи" и становятся паром; когда он принимает командование, идет дождь; помывка наряду с приемом пищи становится его первым распоряжением отряду, дождь идет, когда Йоруичи думает о нем, стоя у окна. Мотиву воды противопоставлен мотив сухости, он связан и с хранилищем ("Пыль, от которой сохнут пальцы" - первая его характеристика, Айзен, битый Йоруичи, жалуется на то, что "здесь нет воды") и с Айзеном (в гостях у Йоруичи он в первую очередь просит "что-либо сухое", "сухой, лощеный, гладкий" - таким видит его Урахара). Айзен в сознании Урахары никак не совмещается с банным интерьером и банными обычаями, что не мешает последнему мыть Маюри, чья связь со знаковым пространством Урахары подчеркивает и падение в лужу, травестийное отражение речи Урахары перед отрядом. Урахара в заточении хочет есть, но жажды не испытывает. Вода перестает быть ему нужна.
Мотив насекомых связан с научным исследованием. Трагический вначале (быстрая смерть ночных бабочек на огне), он присваивается Урахарой (сверчок под столом и цикады за окном как начало описания вечера капитана двенадцатого) и становится одним из вводных для Маюри (первое его изобретение, о котором мы узнаем - средство от насекомых) и становится коммуницирующим - сперва для Маюри и Урахары (их полуанекдотические диалоги о бабочках задают тон производственным главам), а потом и для всего Сейретей. Соблазнение Йоруичи Айзеном сравнивается с удерживанием бабочки на булавке. Попытка совмещения бабочки и Айзена приволдит к довольно печальным последствиям - будущего Владыку кусают за палец. Разрешается эта мотивная линия просто и трагично - перед беседой Урахары с Айзеном мы наблюдаем муху, утонувшую в чае. Смотри блок мотивов "еда".
Разумеется, здесь продемонстрированы отнюдь не все мотивные сцепления фика. Например, можно еще проследить связь Маюри с грязью, а Айзена - со сказками. Но уровень работы с мотивной сеткой и ее основная тенденция - поглощение символического пространства Урахары символическим пространством Айзена, удвоение финального убийства и заключения Урахары и демонстрация их трагической подоплеки на словесном уровне, я полагаю, видны уже из рассмотрения динамики этих мотивных групп.
"Сейретейский дождь", здесь и здесь, orocchan (aya_me)
читать дальшеМир фика orocchah уже трагичен по самому своему устройству. Это не беда, которую нужно преодолеть - это глобальный разрыв между благом и наличным, воспринятый как норма. Слышат друг друга единицы. Говорят друг с другом о действительно важных вещах еще меньше. Персонажи разъединены и несчастны. Поиск путей преодоления или хотя бы сглаживания этого разъединения и несчастья и составляет сюжет этого фика. Он отчаянно хочет перипетии, он жаждет ее, он весь напряжен ожиданием глобальных изменений. И это, пожалуй, самый изящный по построению из предложенных фиков.
Две точки зрения на мир. Точка зрения Ренджи - экспрессивная (кто спрашивал про уместное использование мата? Сходите посмотрите), линейная и наивная (неосведомленность, непонятливость Ренджи педалируется довольно жестко - он не знает почти ничего о прошлом окружающих, не прочитывает скрытый смысл высказываний Бьякуи и так далее). Точка зрения Бьякуи - холодная, подчеркнуто дистанциирующаяся от происходящего, отмеченная тайной (почти для каждого эпизода отмечен круг посвященных). Границы фрагментов, репрезентирующих разные точки зрения, выделены графически и содержательно и лексически первыми же предложениями, например: "От дождя весь день болела голова. (ср: "Кучики-тайчо, эта СВОЛОЧЬ, словно чувствуя, что будет ливень, еще днем отправился домой под предлогом головной боли" - резкая смена модальности высказывания.) А еще этот Абарай (дистанция, предполагающая взгляд снаружи, плюс именование, более характерное для фрагментов Кучики, хотя можно указать на довольно большой пласт исключений)". Вместо прямо выраженной интриги - напряжение между этими точками зрения, между двумя картинами мира, нарастающее, как снежный ком, и разрешающееся финальной сценой в доме Кучики (бьякуренский секс - это скорее все-таки кульминация этого напряжения), с рухнувшими границами между этими точками зрения и картинами мира, с почти невозможной надеждой на выход для обоих.
Пространство и время действия задает вполне четкую рамочную конструкцию. Рамка - день Ренджи на своей территории, рабочей отрядной и личной домашней, с Рикичи, действующим исключительно в ее пределах. Само действие - вечер и ночь в поместье Кучики, в одной комнате, за одним столом, вдвоем. Пространство фика расширяется воспоминаниями, рефлексией, новостями и в итоге охватывает весь мир Общества Душ.
Четко выделяются три основные маркированные пространства: дом Кучики, Готей 13 и Руконгай. Если первые два выведены четко и развернуто, то последний - скорее людьми, отмеченными им, как знаком. Первое, что мы узнаем - это их исключенность из мира Готей, сперва выведенную как маргинальность, потом - как не затронутость маркерами Готея. В своих воспоминаниях Бьякуя обозначает его как пространство надежды. Представителей этого пространства в фике немного - Рукия, Хисана, Ренджи, Зараки. Это пространство асексуализированное, до самого конца фика ни один его представитель не становится инициатором любовной или половой связи (в понятийном простанстве фика - разные вещи), но первые трое являются объектом привязанности либо платонического интереса Бьякуи. Дом Бьякуи - также пространство асексуализированное. При этом это пространство заботы и опеки, и разрыв с Гином вызван вторжением последнего именно в знаковую систему дома. Образ Готей, напротив, сексуализирован предельно. Таким образом, в фике оказываются изначально разделены, причем довольно жесткими границами стен, пространства надежды, любви и плоти. Любовь оказывается безнадежной, надежда - бесплотной, секс лишен и того, и другого. Персонажи вступают в половые связи по самым разным причинам, ничего общего с любовью не имеющим. Это желание позлить, желание поиграть, жалость, скука, тренировки, избавление от накопившихся эмоций и никогда - подлинное чувство. Пространство это в фике отмечено грозой, дискомфортом, тьмой, которая тушит светильники, зарницами, которые опаляют. На границе этого пространства единственным способным сдержать его разрушительную силу оказывается Ренджи.
Ренджи - единственный персонаж, который заявлен как причастный всем трем пространствам разом. Он - руконгаец, это неоднократно подчеркивается. Он - офицер Готей, дослужившийся до высокого чина, участник готейских любовных практик (эпизод с девушкой из девятого отряда, роль в отношениях Юмичики и Шуухея). Ренджи связан с Рукией и через нее - с Хисаной. Ренджи - объект заботы Бьякуи и гость в его доме. После сцены с дверью незнание Ренджи превращается в незапятнанность пороком, экспрессивность - в почти физическое воплощение надежды, непонимание - в большую способность к действию. Секс закрепляет этот знаковый слом, пространство дома Кучики лишается целомудренного ореола, табу на руконгайское пространство снимается, появляется возможность подлинного сближения на всех уровнях.
Финал фика смыкается с началом действия канона. Впереди бегство и заключение Ренджи, впереди бой на банкаях, впереди сцены в больнице. Все это включается в финал фика - вместе с сомнениями Ренджи, бывшими доселе прерогативой Бьякуи. Но все-таки - остается надежда. Отчаянная и невозможная надежда на счастье.
*Под мифом в данном отзыве понимается, понятно, не типизирующая практика, а мифопоэтика.
@темы: Bleach
-
-
06.02.2009 в 15:56-
-
06.02.2009 в 15:59Сури, блин, ну почему ты так редко пишешь исследовательские работы по фикам!!! Писала бы больше - глядишь, и возникло бы в фэндоме хоть какое явление критики как таковой...
...бис?
-
-
06.02.2009 в 18:14-
-
06.02.2009 в 21:17соглашусь с предыдущими комментаторами: "бис" однозначно и "сознательно не планировала"
первоначально, смысл был в том, чтобы показать одиночество Бьякуи "в толпе" и свести с Ренджи, чтобы от одиночества не осталось и следа)
ну и классическое противопоставление Сейрейтей - Руконгайно ты разложила все так аккуратно по полочкам, что теперь скорее видна работа бессознательного у аффтара, чем сознательного)-
-
06.02.2009 в 21:38-
-
06.02.2009 в 23:15Браво ))))))))))))) Великолепный научный анализ.
-
-
07.02.2009 в 14:31Теперь особенно жаль, что на "Шинигами и удзигами" у Вас не ватило времени... Да и на многие другие работы феста хотелось бы получить подобный разбор.
В общем, спасибо.
-
-
07.02.2009 в 20:22-
-
09.02.2009 в 13:17А что до продолжения банкета... Править запись, полагаю, мне не запретят
-
-
09.02.2009 в 13:22не запретят. :-)))
-
-
27.02.2010 в 12:30