Точка - это тоже бесконечность. С торца.
В рамках свободного участия
По заявке NoFace, которая хотела отзыв на фик Гадание. Автор: aya_me (aka orocchan)
читать дальше
Мне очень не хотелось разбирать этот текст с точки зрения чистой структуры: сюжет, композиция и проч. Он такой красивый и цельный именно в эмоциональном плане, что было важным проследить вот этот накал страстей и движение чувств и побуждений.
Тосковать буду вечно? (с) Манъёсю
Когда кто-то произносит устоявшуюся формулу «классический бьякурен», то понимаешь, что в бличфэндоме это один из самых сложных пэйрингов. Потому как каждый из нас очень хорошо представляет, как должен выглядеть канонический бьякурен. Благо, есть впечатляющие образцы. Впрочем, aya_me не привыкать. Ибо она, в числе иных замечательных авторов, как раз и относится к тем, чьи работы (под ником oroсchan) лежат в основе формирования бьякуренного фанона.
Другой вопрос, который интересует лично меня: как изменяется авторское видение взаимоотношений этой пары, а пуще того, как изменяется способ работы создателя над текстом, подход aya_me к теме. Больше всего меня радует (хоть читатель во мне страдает и вопиет, когда каждого кусочка приходится ждать по месяцу –жалели кошку, отрезали хвост по частям), что ответственность автора за плод своего труда растет с каждым фиком.
Это вычитанная,вылизанная, выверенная, отшлифованная вещь, в чьей литературности не приходится усомниться. Даже если там остается пара мелких ошибок или нарочитых стилистических погрешностей, то создается ощущение, что автор, скорее, допускает их сознательно, оставляет необходимую толику неидеальности, небезупречности. (Что вполне в японской традиции. Щербинка на чашке только придает вещи большую ценность, а червоточинка на яблоке свидетельствует о его большей сладости). В чём-чём, а в скучной «скользящей» гладкости этот текст упрекнуть невозможно. Более того, такой остроты психологизма, напряженности, умения до конца держать читателя на пике эмоции у автора никогда еще не было ранее, несмотря на всю более или менее удачность предыдущих работ.
С одной стороны, герои остаются полностью «в характере». Бьякуя – воплощенный аристократизм, горделивая самодостаточность, брезгливость, недопущение никого в свой внутренний мир, отстраненность, внешняя холодность и бушующие внутри страсти. Ренджи – искренность и чистота, преданность, открытость, честность, иногда несдержанность, руконгайская гордость - человека, добившегося всего своими руками, и стремящегося к большему, потому что считает себя достойным лучшего.
Фик построен на столкновении характеров, на психологической и этической игре. Классический бьякурен действительно в чем-то сродни хрестоматийной пьесе Лопе де Вега «Собака на сене» (как справедливо напомнила нам Mister_Key), когда любовь – пылкая, наполняющая все пространство текста, настоящая - помогает преодолеть сословные и внутренние предрассудки и достигнуть соединения любящих сердец.
И все же не получается у меня отнести эту историю в группу флаффных, хотя читатель и надеется на счастливый финал. Она относится более к породе романтических. К классической мелодраматической традиции, в которой «и жизнь, и слезы, и любовь», и искушение, и преодоление желания, и борьба с условностями, и страсть, и стремление завоевать и удержать.
Выдержать до конца такой накал эмоций, нигде ни репликой не сфальшивить, не переиграть, не усесться в теплую ванну флаффной карамели удается просто чудом. Автор каждый раз ходит по краю, и все же удерживается. Вот где становится видна работа над словом. Каждая реплика, каждый выстроенный диалог, каждый жест настолько аккуратно вписан в задуманный контекст, что от этого получаешь уже удовольствие иного рода – от искусства владения динамикой текста.
Текст начинается без всякого вступления, без экспозиции, сразу неожиданно – с завязки.
- Кучики-тайчо, - замирая от собственной наглости, попросил Ренджи, - дайте руку?
- Что? - Бьякуя остановился и спокойно посмотрел на лейтенанта.
Ренджи подумал, что зря попросил, но Бьякуя протянул ему руку, словно для поцелуя. Ренджи хмыкнул, взял прохладные пальцы, повернул ладонью кверху.
- Хотите, я вам погадаю?
Только воспитание удержало Бьякую от того, чтобы в изумлении не повторить «что?».
Мы видим, что инициатором отношений выступает именно Ренджи. Он первый провоцирует капитана. Бездумно, не зная, к чему приведет его инициатива. Просто. Вдруг. Потому что не может удержаться. То, что Абарай носит в себе уже давно, достигло, очевидно, какой-то грани, когда стремится вылиться, вырваться на волю. Когда чувство должно добиться ясности и определенности. И в отношениях – надеяться или нет? И в формулировке для самого себя уже в озвученном виде:
- Я люблю вас.
Кучики действительно ожидаемо поддается на провокацию. Наказать наглеца, смеющего лапать его руку на дороге, когда каждый может заподозрить черт знает что. Но вмешивается сама Судьба, и гадание превращается в пророчество. И начинается игра ума, помноженного на желание (и хочется, и колется, имама клановая честь не велит) против верного и чистого чувства, готового на все, даже на позор – на все, кроме одного: предательства самого чувства.
За три ночи мы увидим, как меняется характер этих отношений. Как Кучики с негодованием и изумлением обнаруживает в себе отнюдь не лучшие свои человеческие качества. Ложь. Зависть. Попытку унизить не равного, а заведомо стоящего ниже, т.е. изначально более слабого. Попытку возвыситься за счет другого. Он, который так цепляется за родовую честь, несет в себе «гордость аристократа», плутует в игре, стремится заставить проиграть Абарая, а в итоге обманывает самого себя. Зачем ему это нужно? Возможно, вернуть на мгновение ощущение того, что еще жив. Ведь после смерти Хисаны никому он не дает возможности пробудить в себе хоть искру желания. И потому, что считает их недостойными, а более потому, что не верит в силу и искренность чужого чувства, боится и предлагаемого, и предлагающего, и себя самого.
Чего хочет сам Бьякуя? Собственные желания – он давно потерял смысл чего-то желать.
С Ренджи все иначе. Но чтобы заставить Кучики понять это, судьба (в лице автора) опять подсмеивается над аристократом, заставляя признать поражение и принять, вместо лейтенанта, своё наказание, оказавшееся в итоге наградой.
И стихотворения от Ренджи он ждет, как приговора. Ренджи не блефует, он – сама судьба, хотя и не подозревает ничего.
Да и сам Абарай оказывается вовсе не таким, как думает о нем поначалу капитан. Громогласный, азартный, нахальный, не стесняющийся плебейских развлечений (саке, секс, пошлые игры), когда дело доходит до действительно серьезного, определяющего выбора, демонстрирует неожиданные для Бьякуи качества.
Ум, к примеру.
- Двадцать… да пусть будет двадцать, тайчо. Думали, я дальше тринадцати считать не умею?
- Не держите меня за дурака, Кучики-тайчо. Я же вижу, что вы хотите уйти поскорее.
- И давно ты стал таким проницательным, Ренджи?
Абарай, действительно, не дурак. Вот только со стихотворными образами у него нелады, он не понимает ни «зажженных огней», ни «чудеса», поэтому вернее всего будет сыграть на тоне. «Нет, нельзя, не бывает такого». Он должен понять.)
Или целомудрие.
Это Бьякуя позволяет себе грязные и неделикатные помыслы. Подозрения в адрес своего лейтенанта. Представления о нем, как о чудовище, стремящемся добиться его расположения и тела. Это Бьякуя ужесточает условия игры, слыша из уст лейтенанта ожидаемое: «на поцелуи», делая ее все более позорной и жестокой.
И сказал, зная, что под руку говорить нечестно – но в любви и на войне все средства хороши, так? – Если она упадет, то ты будешь дрочить. В моем присутствии.
<…>
- Я хочу усложнить задачу. С каждым бруском будет возрастать степень наказания…
<…>
– Ставка растет. Пойдешь к Зараки и перед всем одиннадцатым попросишь отыметь тебя.
<…>
- Пойдешь к Хисаги. Дашь ему. Попросишь тебя выпороть. На коленях попросишь.
Правда, Ренджи тут не уступает ему в полубезумном азартном противостоянии. Прояви перед капитаном слабость – и уважения как не бывало. Задето и его чувство собственного достоинства. Но когда выигрыш оказывается у лейтенанта, он почти физически, несмотря на снедающее душу и тело желание, не может воспользоваться им. Потому что его целомудрие гораздо выше – и Кучики это понимает. Оно не воспитано тысячелетней историей клана, не приобретенное с детства и въевшееся в плоть и кровь, не вскормленное поколениями. Оно просто есть. Эта естественная черта, составляющая натуру Ренджи. Его личную - не клановую – гордость и благородство.
Абарай вскочил и встал у окна.
- Ни за что, - тихо сказал он.
- Не хочешь?
Ренджи стукнулся лбом о раму пару раз. Весьма выразительно. Он не стал отрицать, но и бросаться на шею тоже не стал. То, что Ренджи не велся на грязные провокации, было в какой-то степени обидно и не вписывалось в представление о грубом руконгайце.
Это благородство видно и в эпизоде, когда Ренджи притворяется, что уснул, потому что думает о чужой гордости. Дает Кучики возможность сбежать с поля боя, не унижаясь. (Хотя лейтенант дает возможность и себе тоже исполнить принятое решение, потому что понимает, что сил удержаться и отказаться от предложенного тела у него не хватит.)
Впрочем, здесь Абарай не таков, чтобы не использовать все доступные в его распоряжении средства с целью завоевать своего капитана. Ему нужно нечто большее, чем чужое тело, ему нужен весь Кучики, без остатка. И он начинает долговременную осаду, напоминающую приручение породистой, но дикой и нервной кобылицы. Для этого Ренджи использует самые простые, но не теряющие на протяжении веков действенности способы.
Забота.
А вечером наводить порядок в казенной квартирке и, обжигаясь, готовить карри, который сам не любишь, но который любит капитан. (Рукия рассказала. Подумать только – аристократ, а предпочитает такую плебейскую пищу.
Демонстрация преданности.
- Ренджи.
- Да, тайчо?
- Ты выполнишь любой мой приказ?
- То есть… Ну да, я же ваш лейтенант, - Ренджи сглотнул комок в горле и положил руки на колени, хотя пальцы тянулись нервно дергать складки штанов.
- Ты выполнишь все, что я тебе прикажу? – тихо повторил Кучики.
- Да, - он кивнул, чувствуя, что подписывает свой смертный приговор.
Соблазнение.
Бьякуя поцеловал холодно в уголок рта и отпустил. Сел прямо, выравнивая дыхание, прикрыв глаза ресницами.
Ренджи жадно облизнулся:
- Было очень вкусно, - и с языка сорвалось. – Я могу попросить добавки?
- Возьми, - Бьякуя взглянул, словно ушат холодной воды на голову вылил. - Если посмеешь.
Ренджи не посмел, хотя хотелось до дрожи.
Они снимали кенсейкан вдвоем, переплетая пальцы, а Ренджи смущался, и жадничал, и подолгу не выпускал пальцы Бьякуи. Потом, когда кенсейкан был аккуратно положен на стол, долго гладил черные волосы и все пытался убрать с лица упрямую челку.
Ласка.
Ренджи потупился, разглаживая складки кимоно на груди. В висках стучало – ты ведешь себя как идиот, Абарай! сделай что-нибудь или отойди, не трави душу ни ему ни себе! – и только руки – лапы загребущие – не слушались, гуляли по бокам Бьякуи… Ренджи нагнулся, подтолкнул капитана к двери, прижал к стене, подступая ближе.
– Кучики-тайчо, простите… - и поцеловал его. Вздрогнули длинные ресницы. - Простите… - целуя и шепча извинения. – Простите…
Доверительные разговоры.
Выжидание и терпение.
Ренджи дулся, но молчал.
- Я не хочу и не стану с тобой спать.
В карих глазах метнулась ярость:
- Жестоко, тайчо.
Если бы при нем была Сенбондзакура, то они бы сейчас скрестили мечи так, что искры бы полетели, но лейтенант не стал бы нападать на безоружного. Хотя крышу у него сорвало, это Бьякуя видел по взгляду.
И только когда Бьякуя сознательно или бессознательно доводит лейтенанта (да и себя тоже) до последней черты, искушая, Ренджи позволяет себе раскрыться полностью – идет ва-банк. Пан или пропал. Финальный эпизод с шарфом показателен тем, что окончательно демонстрирует Бьякуе его слабость. Трусость. Неверие и неумение отдаться на волю собственным желаниям. А ведь аристократа Кучики, в отличие от бедного руконгайца, никто не предавал (если только Хисана, оставив его). А Абарай напоминает ему, что тот такой же человек и «ничто человеческое ему не чуждо» Так надо ли бояться самого себя и своих чувств?
- Человеком иногда быть надо… Без принципов – а просто быть. И видеть в другом просто человека.
- Ты пытаешься сравнить меня с тобой? – тихо и зло спросил Бьякуя.
- А разве между нами есть разница? – лейтенант улыбнулся. – Вы не сильнее меня сейчас. Попробуете вырваться – задохнетесь. Попробуете освободиться с помощью заклинания – уничтожите фамильную реликвию, это раз, а два – привлечете весь отряд. Объясняйте им потом, почему вы в чем мать родила.
На животе выступила испарина. Ренджи прав. Бьякуя связан честью крепче, чем шарфом.
- Так что остается-то, Кучики-тайчо? – Ренджи вздохнул прерывисто. – Две руки, две ноги… да и все остальное как у меня.
И потом опять выжидание и терпение, потому что Бьякуе нужно время. Раз позволив отпустить себя на свободу, глотнув настоящей жизни и ощутив силу чужой страсти, Кучики теперь, вернувшись обратно в клетку недосуществования, словно бабочка на свет, будет тянуться к испытанному единожды жару. Возможно, Ренджи подсознательно ожидает этого, потому что до сих пор не уходит. А когда в эпилоге Бьякуя решается на демонстрацию чувств и признание собственного поражения, встречает это признание как давно выпестованное чудо, потому что отчаянье тоже имело место.
Любовь всегда возвышает другого. Ренджи смиряется и отказывается от борьбы, потому что «обезьяна стала умней. Ей достаточно любоваться издалека. Не положено ей хвататься грязными лапами, тайчо… Я понял, о чем эта история. Луна должна быть чистой, иначе ей не сиять в небе.» Но это же смирение, умение «обуздать грозу» держать слово, вновь приводит его к победе. И теперь уже Бьякуя – не Ренджи – удерживает чужую руку.
Абарай застыл с листком в руке. Бьякуя отложил кисть, протянул руку и обхватил загорелое запястье. Бумага спланировала на стол.
- Тайчо… это домогательство.
- То, что я взял тебя за руку? – Бьякуя не отводил взгляда, пусть это и кружило голову.
- Вы сами знаете, что я… неадекватно реагирую, вот. Я не смогу продолжать так работать. Я буду вынужден просить о переводе, а мне бы этого не хотелось.
Пожалуй, меня удивило, что Бьякуя так неожиданно откровенно демонстрирует свой выбор перед некстати появившимся офицером. Но здесь возможны два объяснения. Во-первых, им просто уже нет дела до окружающих. Слишком долго они не были друг с другом, не разговаривали открыто и не смотрели в глаза, с жадностью ловя любое движение.
И во-вторых (и это так красиво и верно ставит финальную точку в фике), Кучики наказывает себя еще раз, ломает маску и растаптывает окончательно свою ложную клановую гордость, потому что истинной любви нечего стыдиться. Она не боится порицания, осуждения, косых взглядов или шепотков за спиной. Ведь привел же он в дом когда-то Хисану, не побоявшись пересудов. Сейчас он пойдет еще дальше. Если раньше Кучики поднимал Хисану до себя, до клана, то сейчас то, что он «опускается» до любви с руконгайцем, на самом деле – настоящее, подлинное возвышение. Приобретение им благородства внутреннего, а не наносного.
До невозможности честный проходимец из Руконгая следовал за аристократом, перебирая пальцами шелковый кончик развевающегося шарфа; и Бьякуя не сдержал улыбки, понимая – что не отпустит.
Не отпустит ни один из них. Теперь и Ренджи и Кучики Гинпаку принадлежит обоим, по праву. Одному, что сумел его завоевать, а другому, потому что смог наконец оценить его силу и предназначение, – быть символом благородства.
И, конечно, стихи из цикла Манъёсю, что лежат в основе сюжета, включают этот фик в тот ряд историй о любви, которым место в любом времени и в любом мире. И без разницы, литература ли это средневековой Японии, Испании эпохи Возрождения или творение современного анимефэндомного автора. Можно только порадоваться за Ороччан и посетовать (впрочем, как в случае с любым другим прекрасно написанным фанфикшном), что прочитать и оценить по достоинству эту работу, кроме бличеманов и интернет-читателей, мало кому удастся.
По заявке NoFace, которая хотела отзыв на фик Гадание. Автор: aya_me (aka orocchan)
читать дальше
Мне очень не хотелось разбирать этот текст с точки зрения чистой структуры: сюжет, композиция и проч. Он такой красивый и цельный именно в эмоциональном плане, что было важным проследить вот этот накал страстей и движение чувств и побуждений.
Тосковать буду вечно? (с) Манъёсю
Когда кто-то произносит устоявшуюся формулу «классический бьякурен», то понимаешь, что в бличфэндоме это один из самых сложных пэйрингов. Потому как каждый из нас очень хорошо представляет, как должен выглядеть канонический бьякурен. Благо, есть впечатляющие образцы. Впрочем, aya_me не привыкать. Ибо она, в числе иных замечательных авторов, как раз и относится к тем, чьи работы (под ником oroсchan) лежат в основе формирования бьякуренного фанона.
Другой вопрос, который интересует лично меня: как изменяется авторское видение взаимоотношений этой пары, а пуще того, как изменяется способ работы создателя над текстом, подход aya_me к теме. Больше всего меня радует (хоть читатель во мне страдает и вопиет, когда каждого кусочка приходится ждать по месяцу –
Это вычитанная,
С одной стороны, герои остаются полностью «в характере». Бьякуя – воплощенный аристократизм, горделивая самодостаточность, брезгливость, недопущение никого в свой внутренний мир, отстраненность, внешняя холодность и бушующие внутри страсти. Ренджи – искренность и чистота, преданность, открытость, честность, иногда несдержанность, руконгайская гордость - человека, добившегося всего своими руками, и стремящегося к большему, потому что считает себя достойным лучшего.
Фик построен на столкновении характеров, на психологической и этической игре. Классический бьякурен действительно в чем-то сродни хрестоматийной пьесе Лопе де Вега «Собака на сене» (как справедливо напомнила нам Mister_Key), когда любовь – пылкая, наполняющая все пространство текста, настоящая - помогает преодолеть сословные и внутренние предрассудки и достигнуть соединения любящих сердец.
И все же не получается у меня отнести эту историю в группу флаффных, хотя читатель и надеется на счастливый финал. Она относится более к породе романтических. К классической мелодраматической традиции, в которой «и жизнь, и слезы, и любовь», и искушение, и преодоление желания, и борьба с условностями, и страсть, и стремление завоевать и удержать.
Выдержать до конца такой накал эмоций, нигде ни репликой не сфальшивить, не переиграть, не усесться в теплую ванну флаффной карамели удается просто чудом. Автор каждый раз ходит по краю, и все же удерживается. Вот где становится видна работа над словом. Каждая реплика, каждый выстроенный диалог, каждый жест настолько аккуратно вписан в задуманный контекст, что от этого получаешь уже удовольствие иного рода – от искусства владения динамикой текста.
Текст начинается без всякого вступления, без экспозиции, сразу неожиданно – с завязки.
- Кучики-тайчо, - замирая от собственной наглости, попросил Ренджи, - дайте руку?
- Что? - Бьякуя остановился и спокойно посмотрел на лейтенанта.
Ренджи подумал, что зря попросил, но Бьякуя протянул ему руку, словно для поцелуя. Ренджи хмыкнул, взял прохладные пальцы, повернул ладонью кверху.
- Хотите, я вам погадаю?
Только воспитание удержало Бьякую от того, чтобы в изумлении не повторить «что?».
Мы видим, что инициатором отношений выступает именно Ренджи. Он первый провоцирует капитана. Бездумно, не зная, к чему приведет его инициатива. Просто. Вдруг. Потому что не может удержаться. То, что Абарай носит в себе уже давно, достигло, очевидно, какой-то грани, когда стремится вылиться, вырваться на волю. Когда чувство должно добиться ясности и определенности. И в отношениях – надеяться или нет? И в формулировке для самого себя уже в озвученном виде:
- Я люблю вас.
Кучики действительно ожидаемо поддается на провокацию. Наказать наглеца, смеющего лапать его руку на дороге, когда каждый может заподозрить черт знает что. Но вмешивается сама Судьба, и гадание превращается в пророчество. И начинается игра ума, помноженного на желание (и хочется, и колется, и
За три ночи мы увидим, как меняется характер этих отношений. Как Кучики с негодованием и изумлением обнаруживает в себе отнюдь не лучшие свои человеческие качества. Ложь. Зависть. Попытку унизить не равного, а заведомо стоящего ниже, т.е. изначально более слабого. Попытку возвыситься за счет другого. Он, который так цепляется за родовую честь, несет в себе «гордость аристократа», плутует в игре, стремится заставить проиграть Абарая, а в итоге обманывает самого себя. Зачем ему это нужно? Возможно, вернуть на мгновение ощущение того, что еще жив. Ведь после смерти Хисаны никому он не дает возможности пробудить в себе хоть искру желания. И потому, что считает их недостойными, а более потому, что не верит в силу и искренность чужого чувства, боится и предлагаемого, и предлагающего, и себя самого.
Чего хочет сам Бьякуя? Собственные желания – он давно потерял смысл чего-то желать.
С Ренджи все иначе. Но чтобы заставить Кучики понять это, судьба (в лице автора) опять подсмеивается над аристократом, заставляя признать поражение и принять, вместо лейтенанта, своё наказание, оказавшееся в итоге наградой.
И стихотворения от Ренджи он ждет, как приговора. Ренджи не блефует, он – сама судьба, хотя и не подозревает ничего.
Да и сам Абарай оказывается вовсе не таким, как думает о нем поначалу капитан. Громогласный, азартный, нахальный, не стесняющийся плебейских развлечений (саке, секс, пошлые игры), когда дело доходит до действительно серьезного, определяющего выбора, демонстрирует неожиданные для Бьякуи качества.
Ум, к примеру.
- Двадцать… да пусть будет двадцать, тайчо. Думали, я дальше тринадцати считать не умею?
- Не держите меня за дурака, Кучики-тайчо. Я же вижу, что вы хотите уйти поскорее.
- И давно ты стал таким проницательным, Ренджи?
Абарай, действительно, не дурак. Вот только со стихотворными образами у него нелады, он не понимает ни «зажженных огней», ни «чудеса», поэтому вернее всего будет сыграть на тоне. «Нет, нельзя, не бывает такого». Он должен понять.)
Или целомудрие.
Это Бьякуя позволяет себе грязные и неделикатные помыслы. Подозрения в адрес своего лейтенанта. Представления о нем, как о чудовище, стремящемся добиться его расположения и тела. Это Бьякуя ужесточает условия игры, слыша из уст лейтенанта ожидаемое: «на поцелуи», делая ее все более позорной и жестокой.
И сказал, зная, что под руку говорить нечестно – но в любви и на войне все средства хороши, так? – Если она упадет, то ты будешь дрочить. В моем присутствии.
<…>
- Я хочу усложнить задачу. С каждым бруском будет возрастать степень наказания…
<…>
– Ставка растет. Пойдешь к Зараки и перед всем одиннадцатым попросишь отыметь тебя.
<…>
- Пойдешь к Хисаги. Дашь ему. Попросишь тебя выпороть. На коленях попросишь.
Правда, Ренджи тут не уступает ему в полубезумном азартном противостоянии. Прояви перед капитаном слабость – и уважения как не бывало. Задето и его чувство собственного достоинства. Но когда выигрыш оказывается у лейтенанта, он почти физически, несмотря на снедающее душу и тело желание, не может воспользоваться им. Потому что его целомудрие гораздо выше – и Кучики это понимает. Оно не воспитано тысячелетней историей клана, не приобретенное с детства и въевшееся в плоть и кровь, не вскормленное поколениями. Оно просто есть. Эта естественная черта, составляющая натуру Ренджи. Его личную - не клановую – гордость и благородство.
Абарай вскочил и встал у окна.
- Ни за что, - тихо сказал он.
- Не хочешь?
Ренджи стукнулся лбом о раму пару раз. Весьма выразительно. Он не стал отрицать, но и бросаться на шею тоже не стал. То, что Ренджи не велся на грязные провокации, было в какой-то степени обидно и не вписывалось в представление о грубом руконгайце.
Это благородство видно и в эпизоде, когда Ренджи притворяется, что уснул, потому что думает о чужой гордости. Дает Кучики возможность сбежать с поля боя, не унижаясь. (Хотя лейтенант дает возможность и себе тоже исполнить принятое решение, потому что понимает, что сил удержаться и отказаться от предложенного тела у него не хватит.)
Впрочем, здесь Абарай не таков, чтобы не использовать все доступные в его распоряжении средства с целью завоевать своего капитана. Ему нужно нечто большее, чем чужое тело, ему нужен весь Кучики, без остатка. И он начинает долговременную осаду, напоминающую приручение породистой, но дикой и нервной кобылицы. Для этого Ренджи использует самые простые, но не теряющие на протяжении веков действенности способы.
Забота.
А вечером наводить порядок в казенной квартирке и, обжигаясь, готовить карри, который сам не любишь, но который любит капитан. (Рукия рассказала. Подумать только – аристократ, а предпочитает такую плебейскую пищу.
Демонстрация преданности.
- Ренджи.
- Да, тайчо?
- Ты выполнишь любой мой приказ?
- То есть… Ну да, я же ваш лейтенант, - Ренджи сглотнул комок в горле и положил руки на колени, хотя пальцы тянулись нервно дергать складки штанов.
- Ты выполнишь все, что я тебе прикажу? – тихо повторил Кучики.
- Да, - он кивнул, чувствуя, что подписывает свой смертный приговор.
Соблазнение.
Бьякуя поцеловал холодно в уголок рта и отпустил. Сел прямо, выравнивая дыхание, прикрыв глаза ресницами.
Ренджи жадно облизнулся:
- Было очень вкусно, - и с языка сорвалось. – Я могу попросить добавки?
- Возьми, - Бьякуя взглянул, словно ушат холодной воды на голову вылил. - Если посмеешь.
Ренджи не посмел, хотя хотелось до дрожи.
Они снимали кенсейкан вдвоем, переплетая пальцы, а Ренджи смущался, и жадничал, и подолгу не выпускал пальцы Бьякуи. Потом, когда кенсейкан был аккуратно положен на стол, долго гладил черные волосы и все пытался убрать с лица упрямую челку.
Ласка.
Ренджи потупился, разглаживая складки кимоно на груди. В висках стучало – ты ведешь себя как идиот, Абарай! сделай что-нибудь или отойди, не трави душу ни ему ни себе! – и только руки – лапы загребущие – не слушались, гуляли по бокам Бьякуи… Ренджи нагнулся, подтолкнул капитана к двери, прижал к стене, подступая ближе.
– Кучики-тайчо, простите… - и поцеловал его. Вздрогнули длинные ресницы. - Простите… - целуя и шепча извинения. – Простите…
Доверительные разговоры.
Выжидание и терпение.
Ренджи дулся, но молчал.
- Я не хочу и не стану с тобой спать.
В карих глазах метнулась ярость:
- Жестоко, тайчо.
Если бы при нем была Сенбондзакура, то они бы сейчас скрестили мечи так, что искры бы полетели, но лейтенант не стал бы нападать на безоружного. Хотя крышу у него сорвало, это Бьякуя видел по взгляду.
И только когда Бьякуя сознательно или бессознательно доводит лейтенанта (да и себя тоже) до последней черты, искушая, Ренджи позволяет себе раскрыться полностью – идет ва-банк. Пан или пропал. Финальный эпизод с шарфом показателен тем, что окончательно демонстрирует Бьякуе его слабость. Трусость. Неверие и неумение отдаться на волю собственным желаниям. А ведь аристократа Кучики, в отличие от бедного руконгайца, никто не предавал (если только Хисана, оставив его). А Абарай напоминает ему, что тот такой же человек и «ничто человеческое ему не чуждо» Так надо ли бояться самого себя и своих чувств?
- Человеком иногда быть надо… Без принципов – а просто быть. И видеть в другом просто человека.
- Ты пытаешься сравнить меня с тобой? – тихо и зло спросил Бьякуя.
- А разве между нами есть разница? – лейтенант улыбнулся. – Вы не сильнее меня сейчас. Попробуете вырваться – задохнетесь. Попробуете освободиться с помощью заклинания – уничтожите фамильную реликвию, это раз, а два – привлечете весь отряд. Объясняйте им потом, почему вы в чем мать родила.
На животе выступила испарина. Ренджи прав. Бьякуя связан честью крепче, чем шарфом.
- Так что остается-то, Кучики-тайчо? – Ренджи вздохнул прерывисто. – Две руки, две ноги… да и все остальное как у меня.
И потом опять выжидание и терпение, потому что Бьякуе нужно время. Раз позволив отпустить себя на свободу, глотнув настоящей жизни и ощутив силу чужой страсти, Кучики теперь, вернувшись обратно в клетку недосуществования, словно бабочка на свет, будет тянуться к испытанному единожды жару. Возможно, Ренджи подсознательно ожидает этого, потому что до сих пор не уходит. А когда в эпилоге Бьякуя решается на демонстрацию чувств и признание собственного поражения, встречает это признание как давно выпестованное чудо, потому что отчаянье тоже имело место.
Любовь всегда возвышает другого. Ренджи смиряется и отказывается от борьбы, потому что «обезьяна стала умней. Ей достаточно любоваться издалека. Не положено ей хвататься грязными лапами, тайчо… Я понял, о чем эта история. Луна должна быть чистой, иначе ей не сиять в небе.» Но это же смирение, умение «обуздать грозу» держать слово, вновь приводит его к победе. И теперь уже Бьякуя – не Ренджи – удерживает чужую руку.
Абарай застыл с листком в руке. Бьякуя отложил кисть, протянул руку и обхватил загорелое запястье. Бумага спланировала на стол.
- Тайчо… это домогательство.
- То, что я взял тебя за руку? – Бьякуя не отводил взгляда, пусть это и кружило голову.
- Вы сами знаете, что я… неадекватно реагирую, вот. Я не смогу продолжать так работать. Я буду вынужден просить о переводе, а мне бы этого не хотелось.
Пожалуй, меня удивило, что Бьякуя так неожиданно откровенно демонстрирует свой выбор перед некстати появившимся офицером. Но здесь возможны два объяснения. Во-первых, им просто уже нет дела до окружающих. Слишком долго они не были друг с другом, не разговаривали открыто и не смотрели в глаза, с жадностью ловя любое движение.
И во-вторых (и это так красиво и верно ставит финальную точку в фике), Кучики наказывает себя еще раз, ломает маску и растаптывает окончательно свою ложную клановую гордость, потому что истинной любви нечего стыдиться. Она не боится порицания, осуждения, косых взглядов или шепотков за спиной. Ведь привел же он в дом когда-то Хисану, не побоявшись пересудов. Сейчас он пойдет еще дальше. Если раньше Кучики поднимал Хисану до себя, до клана, то сейчас то, что он «опускается» до любви с руконгайцем, на самом деле – настоящее, подлинное возвышение. Приобретение им благородства внутреннего, а не наносного.
До невозможности честный проходимец из Руконгая следовал за аристократом, перебирая пальцами шелковый кончик развевающегося шарфа; и Бьякуя не сдержал улыбки, понимая – что не отпустит.
Не отпустит ни один из них. Теперь и Ренджи и Кучики Гинпаку принадлежит обоим, по праву. Одному, что сумел его завоевать, а другому, потому что смог наконец оценить его силу и предназначение, – быть символом благородства.
И, конечно, стихи из цикла Манъёсю, что лежат в основе сюжета, включают этот фик в тот ряд историй о любви, которым место в любом времени и в любом мире. И без разницы, литература ли это средневековой Японии, Испании эпохи Возрождения или творение современного анимефэндомного автора. Можно только порадоваться за Ороччан и посетовать (впрочем, как в случае с любым другим прекрасно написанным фанфикшном), что прочитать и оценить по достоинству эту работу, кроме бличеманов и интернет-читателей, мало кому удастся.
@темы: Bleach
-
-
05.02.2009 в 10:40-
-
05.02.2009 в 21:10Мырь
-
-
05.02.2009 в 21:50-
-
05.02.2009 в 22:20Какой притягательный отзыв. )
Спасибо. Наверное, это и было целью - привлечь к нему внимание. Я исстрадалась вся, пока дождалась эпилога, но целиком фик воспринимается как раз очень плотно и держит до конца )))))
-
-
11.02.2009 в 22:40-
-
11.02.2009 в 23:41Спасибо )))
Вот точно. Ведь, казалось бы, простая история, а не отпускает, заставляет перечитывать. Герои в развитии, наверное, потому. Для меня так удовольствие в чистом виде