Если любишь - отпусти на волю. Не вернётся - отследи и убей.
Я должна была написать рецензию по заявке gero_likia, которая хотела получить развернутое мнение по поводу одного из трех фиков:
www.nasha-lavochka.ru/weiss_kreuz/closed_doors-... - "Запертые двери", Ауренга
www.nasha-lavochka.ru/weiss_kreuz/their_own_dar... - "Своя Тьма", и.о. Минск
zhurnal.lib.ru/editors/w/wxjalla_a_g/sny.shtml - "Чужие сны", gero_likia
Или любой хороший Кроуфорд/Шульдих с сюжетом и проработанными характерами - но из написанных в последний год.
Я решила работать с фиком "Своя Тьма", и.о. Минск.
Прежде всего, сразу хочу пояснить, почему из трех вариантов я выбрала именно этот фик:
читать дальшеА) Я не читала «Запертые двери» Ауренги, потому что он был написан уже после того переломного момента, когда меня стали раздражать не только бесконечные КроуфордоШульдихи в общем (вторая волна развития фэндома), но и Кроуфорд и Шульдих по отдельности в частности, потому что их рисовали бесконечно одинаковыми, чем довели меня до полного отрицания самих персонажей как прообразов фанона. От этого я не до конца излечилась и сейчас, поэтому не решилась браться за фик с совершенно «не моим» пейрингом Кроуфорд/Ая, побоявшись быть слишком пристрастной и скептически настроенной.
Б) Сперва я хотела взять на рецензирование фик автора заявки, "Чужие сны" gero_likia как самый маленький и, как я предположила, несложный. Но, подумав с несколько недель, решила, что идея предлагаться на рецензирование таким вот образом, практически не оставляя исполнителю шанса отвертеться от чтения твоего фика – это как-то не очень, потому что не всякий решится на серьезный разбор фика, не постеснявшись сказать автору прямо в лицо всю правду о своем впечатлении. Ну, и после пробегания фика глазами я поняла, что мне просто нечего будет сказать о фике, потому что для меня он слишком никакой: классический Кроуфорд/Шульдих даже не второй – любой волны, классическая связка с классическим фанонным взаимодействием. Идеальный мяч: никаких углов, ребер, отличительных черт, зацепиться не за что. Работать с таким текстом – это выжимать из себя какие-то общие слова, а это скучно, неинтересно.
В) в итоге я остановила свой выбор на «Тьме», хотя изначально не хотела этого.
Дело в том, что с автором фика нас связывают достаточно хорошие отношения, мы познакомились примерно 2 года назад (возможно, больше, я не запоминаю дат) как раз на почве того, что я делала большой, на три отдельных поста, разбор фика «Маски» Ами. Зацепились языками, ну, и пошло-поехало.
Минск – один из немногих людей в тусовке, с которым мы можем совершенно спокойно, без лишних эмоций и предельно честно высказывать суждения о текстах друг друга. Поздороваться фразой: «Ну и хрень же ты написала в последний раз!» - это совершенно нормально, совершенно нормально же разбирать фики друг друга по косточкам, разносить за малейшие оплошности и требовать менять концепцию или сюжет.
Вот почему, рефлекторно струхнув и отказавшись от идеи речить его фик сразу, после зрелого размышления я все же выбрала именно «Тьму»: потому что мы в таких выражениях критиковали друг друга, что, думаю, вынос части внутренних обсуждений на публику ничего не изменит и никак на наши отношения не повлияет. Более того, ничего нового о своем фике Минск от меня, скорее всего, не узнает
Еще одной причиной, по которой я решила, что могу взяться за «Тьму», было то, что «Свет» создавался и при моем пусть крошечном, но участии – на последнем этапе написания я работала своеобразным бета-тестером текста, вылавливая баги и несоответствия.
Ну, и третья причина: я шиппер, и как шиппер АяЁдзи не могла не взять единственный доставшийся мне фанфик с «моим» пейрингом.
Итак, вступительные 3,5 тысячи знаков написаны, теперь можно перейти непосредственно к работе.
Рецензия на фанфик и.о. Минска «Своя Тьма».
очень много1. Общая информация о фике.
Насколько я знаю, первоначально он создавался как самостоятельное произведение, но неожиданно для автора (как это часто бывает) разросся и превратился сперва в дилогию, а потом – и в трилогию, третья часть которой в данный момент находится в стадии написания.
Итак, «Своя Тьма» - это первая часть цикла, за которой идут «Свой Свет» и «Терминатор».
К несчастью, в свое время я уже читала вторую часть дилогии, «Свой Свет», и это могло бы не дать мне возможности оценивать исключительно «Тьму», если бы, к счастью, я не обладала волшебным даром склероза, который позволил мне читать «Тьму» как в первый раз и не дал ни малейшей возможности вспомнить, «что же было дальше» в «Свете».
2. Название фика.
В тексте фика содержатся явные отсылки к названию:
Ёдзи: «Привычная горькая тьма в душе тревожно молчала».
Шульдих: «Тело отзывалось сытой истомой, подыгрывая поселившейся в сознании чужой тьме. Придя к нему дружелюбной гостьей, она прочно обосновалась, сняла маску и теперь требовала большего – на правах постоянного жителя».
Автор все время фиксирует наше внимание на том, что, что бы ни творилось вокруг героев, как бы хорошо им ни было в данный момент, у каждого из них есть свои секреты, свой «черный человек» в душе, и единственный вариант обрести душевное спокойствие – примириться с ним и идти туда, куда он зовет, или, может быть, вечно сражаться с самим собой и с тем, что проникло в тебя извне и заставляет быть не таким, каким ты хотел бы быть.
3. Содержание фика.
Автор (и это вообще характерно для Минска) не медленно вводит нас в мир фика – он резко вбрасывает читателя в сюжет, сразу, без объяснений, как будто вышвыривает в портал и оставляет на площади незнакомого города, и ты стоишь, растерянный, и не можешь понять, о чем разговаривают все эти люди вокруг.
Мы видим обычный парк и обычного Шульдиха, который вроде бы просто прогуливается по этому парку, и буквально на первой же тысяче знаков, еще не успев вникнуть в картинку, мы узнаем, что люди, которых созерцает Шульдих во время прогулки – подставные агенты Критикер, а сам телепат вовсе не прогуливается, а пришел на встречу с женщиной, которая называет себя «Стерх» и предлагает ему туманное, но высокооплачиваемое задание по возвращению под контроль Критикер высококлассного, но, к сожалению, несколько потерявшего рассудок телепата Эрика Квичински.
Все начинается именно в этом парке спустя 8 месяцев позле известных событий, падения Эсцет, и дальше раскручивается по спирали, захватывая все новых и новых действующих лиц, среди которых – уже знакомые нам персонажи и незнакомцы.
Действие происходит в двух пространственных пластах, причем автор изначально делает облегчает читателю задачу: он совершенно ясно дает понять, какие пейринги представлены в фике, разбив повествование на пласт происходящего с Аей Фудзимией и Ёдзи Кудо и на пласт Кроуфорд-Шульдих.
Первоначально пласты существуют отдельно, смыкаясь лишь во временном промежутке, но постепенно их как бы начинает «подтягивать» друг к другу, пока нам не становится ясно, что герои были взаимосвязаны еще до того, как Шульдих согласился работать на Критикер, и теперь происходит лишь быстрое смешивание пластов. Перед нашими глазами налитые в один стакан жидкости с разной плотностью, еще недавно сосуществовавшие в одном стакане-городе/времени в разных плоскостях, вдруг резко смыкаются, смешиваются под влиянием барной ложечки – сюжетного толчка в виде одновременного исчезновения Сакуры, согласия Шульдиха на работу с сошедшим с ума телепатом и внезапного излечения Кудо от амнезии.
«Своя Тьма» как первая часть трилогии, в сущности, фик вводный. Это, по сути, «завязка ситуации», то самое первое движение барной ложечки в стакане, мешать коктейль начнут ближе к концу фика, а сбивать – только в «Своем Свете», поэтому мы не ждем кульминации и развязки, мы, резко вброшенные в мир, оглядываемся, отходим в сторонку и начинаем рассматривать героев.
2. Характеры персонажей.
А) Несмотря на то, что первым во вселенной фика мы видим Шульдиха, первым героем, характер которого перед нами начинается раскрываться, становится Кроуфорд.
Кроуфорд здесь – привычный делец, биржевой игрок в костюме и галстуке. Первая же сцена – Брэд, задыхаясь от жары в офисе, в котором сломался кондиционер, «открыл чистую страницу и принялся набирать заявление об упущенной выгоде. Дойдя до даты, он прислушался к себе, кивнул, проставил завтрашнее число и послал файл в печать».
Далее автор поясняет, что после падения верхушки Эсцет дар стал отказывать Кроуфорду, проявляя себя лишь мелкими вспышками вроде уверенных предчувствий и нелепых картинок. И Кроуфорд явно ждет, надеется на предчувствие, как, наверное, потерявший остроту зрения человек ждет, надеется момента прояснения в глазах, потому что ощущает себя потерянным без привычного чувства… И видение приходит буквально через пару абзацев – автор не разменивается на мелочи, если действие началось, то оно началось, оно будет резким, быстрым, динамичным, все должно произойти прямо здесь и сейчас, про ожидание нескольких месяцев достаточно упомянуть, ни к чему показывать его!
Кроуфорд в «Тьме» - на удивление несдержанный игрок, он нередко срывается на Шульдиха, может заорать, он пытается давить и контролировать, он старается владеть ситуацией настолько глубоко, насколько это возможно. Кроуфорд в «Тьме» постоянно носит с собой калькулятор («– Тебе посчитать упущенную выгоду? – предложил Кроуфорд, вытаскивая калькулятор».) Шульдих мысленно называет Брэда «лидером» и размышляет о том, что «с того вполне сталось бы утвердить собственный авторитет с помощью подручных средств».
Кроуфорд следит за Шульдихом, одевшись в нелепое «гражданское», закрывается и, вместо того чтобы задавать нормальные вопросы, предпочитает пытаться получить информацию со всеми доступными сложностями, какие только можно придумать.
Кроуфорд мутит воду, не может предсказать реакцию Шульдиха, злится, орет, прессингует – и снова мутит воду, вроде бы пытаясь навести чистоту и внести ясность.
Кроуфорд ничего не знает о такой вполне обычной стороне жизни, как реалии однополого секса. Для того, чтобы понять, как осуществляется половой акт между мужчинами, он, взрослый неглупый человек, лезет в Интернет, читает статьи, подавляет позывы тошноты и панически закрывает странички.
Кроуфорд в «Тьме» - типичная доминирующая личность, одержимая комплексом собственника-наседки. Да, он способен убить Шульдиха за мелейшую попытку от него отделиться, он возмущен тем, что Шульдих с готовностью отозвался на предложение сторонней организации о работе, но при этом он очень остро ощущает Шульдиха как «своё», как предмет, входящий в сферу своих интересов, и далеко не сексуальных. Это чувство сродни чувству к автомобилю, любимому креслу, ручке, собаке, которую хозяин может воспитывать и ругать за проступки, в наказание закрывать в прихожей, но при этом он придушит каждого, кто попытается на его собаку покуситься и накормить ее отравой, потому что это его собака. На всех прочих собак в округе ему плевать.
Б) Шульдих.
Шульдих – центральный персонаж фанфика, его основополагающее звено, персона, с которой все началось.
Шульдих в «Тьме» - развязный, расхлябанный, непременно и многократно «рыжий», он умело ускользает от Кроуфорда и избегает его расспросов, он убегает из дома, как нашкодивший подросток сбегает из-под опеки родителей, с носками и галстуком в карманах.
Безусловный профессионал, он попадает в ловушку собственной самоуверенности – и оказывается заложником обстоятельств, откусив больше, чем может проглотить. И тогда он теряет всю свою браваду и, впав в панику, хватается за руку Кроуфорда, единственного человека, готового спасать его и весь мир в придачу по одной простой причине: он хочет жить, а жизнь его зависит от того, выживет ли Шульдих.
Шульдих, правда, об этом не знает.
Шульдих, приученный Наги снимать обувь при входе в дом, остается верен себе: раз уж его приучили разуваться, он будет шататься по всему дому босой, даже по холодному кафелю, ну просто из принципа. Он запихивает бумаги в ящик, нетерпеливо их комкая, прищемляет себе пальцы дверцей шкафа, умудряется выбирать из всех предполагаемых Кроуфордом вариантов ответа самый невероятный, отметенный за нереальностью. Он может буквально парой жестов, парой фраз мгновенно довести Кроуфорда до белого каления.
Шульдих – единица глубоко зависимая от Кроуфорда и не желающая от него зависеть, он цепляется в предложение Стерх именно потому, что оно сулит финансовую независимость и возможность не оставаться во власти финансового шантажа Кроуфорда, который при малейшей попытке неповиновения угрожает оштрафовать Шульдиха на часть зарплаты.
Сперва кажется, что Шульдих ни в грош не ставит Кроуфорда, но, как только ситуация обостряется и он понимает, что «вляпался», Шульдих мгновенно бросает строить из себя большого мальчика и мчится к Кроуфорду как к последней надежде, к человеку, в которого он верит, как в Бога: стоит только рассказать все Кроуфорду, и он тут же решит проблему.
Одним из самых страшных для Шульдиха моментов в беседе с Кроуфордом было то, что он едва не ударил напарника: «Осознание ударило Шульдиха железобетонной плитой по голове – началось. Он уже пытался ударить Брэда…»
Это очень показательно: несмотря на все разногласия, несмотря на раздражающую авторитарность Кроуфорда, Шульдих никогда даже не думал о том, чтобы посметь поднять на него руку, этот жест приводит его в ужас, это не жест Шульдиха, и, возможно, именно в тот момент он понимает, насколько его захватывает чужое сознание.
Еще одна показательная фраза из уст Шульдиха Кроуфорду:
«– Ты меня очень ненавидишь? – натужно-весело спросил Шульдих».
Происходит что-то, с чем он не может справиться, и взрослый самостоятельный мужчина превращается в испуганного мальчишку, ищущего защиты и помощи. И читатель начинает понимать, что, возможно, Кроуфорд ведет себя с Шульдихом подобным образом вовсе не потому, что он такой авторитарный, а потому что Шульдиху нужно именно это, нужен жесткий контроль и уверенность в том, что в случае чего будет за кого спрятаться и у кого попросить помощи.
АБ)Кроуфорд-Шульдих.
Вот как автор описывает непонятную для меня ситуацию – двое взрослых мужчин, живущих в одном доме:
«Когда Шварц только-только подбирали себе особняк, их было четверо. Как-то и мыслей не возникало, что команда может распасться, причем сама, без насильственной потери кого-либо из членов группы. Выбор (после выслушивания претензий и краткого Кроуфордовского "будет так, как я решил") пал именно на этот дом – двухэтажный, с кухней, столовой, огромной гостиной в половину первого этажа, с пятью комнатами и двумя ванными на втором».
Более – никаких пояснений, он ставит читателя перед фактом, что Кроуфорд и Шульдих работают вместе и живут вместе, продолжая считать друг друга напарниками. Мы не знаем, кем они работают, чем занимаются, можем лишь догадываться. Кроуфорд «играет на бирже» и следит за курсом ценных бумаг, Шульдих всякий раз старается отлынивать от работы.
Это – всё, что мы знаем о бывших Шварц.
В) Ая Фудзимия.
В первой сцене с Аей автор трижды называет его Раном – и далее начинает называть его привычным «Ая», будто забыв об этом. Не знаю, может быть, так было задумано, но тогда я не понимаю сакрального смысла этого хода.
После распада Вайсс Ая единственный, кто никоим образом не меняет свою жизнь. Он продолжает один жить в «Конеко», днем выращивает и продает цветы, составляет букеты, ночью выходит на миссии в одиночку. Для него ничего не меняется даже после того, как сестра выходит из комы, он снабжает ее и Сакуру деньгами, но продолжает жить прежней жизнью.
Его явно устраивает путь, который им выбран, не тяготит одиночество, не пугает возможная смерть. Он все так же замкнут, напряжен, он привычно путает следы и автоматически уходит от возможной слежки, звонит сестре из людных мест, встречается с ней в кафе, делая все, чтобы не подставить ее под удар.
Известие о том, что Сакура пропала, Ая воспринимает, кажется, как очередную миссию: он поднимает старое знакомство с Оми, теперь – номинальным главой Критикер, и начинает сбор информации.
Ая – мятущаяся душа, выбравшая для себя путь строгого следования привычным схемам и планам, он, кажется, так пытается обуздать свой взрывной темперамент, загнать себя в рамки обыденного, словно опасается сорваться и слететь под откос.
Он знает все о каждом из бывших Вайсс, это становится ясно, когда к нему приходит Ёдзи.
С появлением Ёдзи привычные схемы и планы летят под тот самый откос. Становится понятно, что, несмотря на то, что Кудо потерял память и вернулся к нормальной жизни, забыв и о Вайсс, и о нем, Ае, Фудзимия продолжал издалека следить за ним, подстраховывая от возможных неприятностей:
«Все еще задыхаясь, Йоджи отдернул руки и попытался как-то уложить в голове полученные сведения, но их было слишком мало. Внезапно его озарило.
– Ты следил за мной? – спросил он. – Ты знаешь, как я живу, – последняя фраза прозвучала почти утвердительно. <…>
– Знаю, – подтвердил очевидное Айя, обходя стол и усаживаясь напротив. – Ты женат, уже больше трех месяцев… – он сделал паузу и внимательно посмотрел на Йоджи.
<…> – Нам удалось вернуть тебе имя и перевести счет, – продолжил тот».
Возвращение памяти к Кудо становится для Аи неприятным сюрпризом – он уже смирился с тем, что Кудо потерян, он только-только научился жить один и отпустил напарника, друга и, как позже выяснится, любимого человека, и возвращение Кудо – крах. Ая злится, и злится скорее на себя, понимая всю безнадежность ситуации.
Ая явно был рад за Кудо, он злится еще и из-за того, что тот, получив возможность навсегда позабыть прошлое и жить нормальной жизнью, отказывается от этого и возвращается к миссиям и рискованному образу жизни.
Ая насторожен, он болезненно реагирует на появление Шульдиха, он не доверяет Кроуфорду, и в то же время явно уважает его.
Ая в «Тьме» - внимателене к деталям и людям, безусловно профессионал и классический самурай, камикадзе, живущий одним днем. Он готов без страховки влезть в осиное гнездо неизвестной клиники, узнав, что там держат Сакуру, руководствуясь лишь поверхностной схемой здания, несмотря на то, что так полностью и не оправился от ранения.
Он заботлив – он знает, что жена Кудо беременна, и настаивает на том, чтобы Ёдзи надел на миссию бронежилет:
«Айя медленно отводил катану, видимо принимая какое-то мучительное решение.
– Хорошо, – сказал он, наконец. – Ты пойдешь. Но при одном условии.
– Ну? – Йоджи снова подтянул к себе схему.
– Бронежилет, – кинул тот и прищурился в ответ на удивленный взгляд.
– Почему?! – недоверие напарника, пусть и бывшего, ввергло Йоджи в ступор. – Почему?! – возмущенно переспросил он.
– Потому что тебе есть кого оставить сиротой, – Айя, не оборачиваясь, стоял у стойки, держа руку на ножнах, так и не снимая их с подставки».
Отказ Кудо от возможности жить нормальной жизнью явно выбивает Аю из колеи, потому что несмотря на то, что он так и не разобрал комнату Ёдзи, как будто в глубине души надеялся на возвращение напарника, умом Ая понимает, что ни к чему хорошему для Кудо это привести не может.
Но он оставляет за Кудо право делать выбор и не пытается его переубедить, и это говорит о многом – Ая не столько лидер команды, руководитель, сколько заботливый щит, тыл, он всегда и везде, в любой ситуации непроизвольно пытается оставаться старшим братом.
Тем удивительнее его реакция на то, что произошло между ним и Шульдихом: Ая явно осознает свои желания, спокойно относится к своему влечению к мужчинам, и при этом, столкнувшись с Шульдихом, оказывается совершенно деморализован, подавлен и практически убит произошедшим. Возможно, его психика оказывается не готовой принять фактически ментальное изнасилование.
В Ае постоянно сражаются рассудок, взвешенная сдержанность – и ярость, глубоко скрытая страсть, вспыльчивость. Он категоричен – и как будто постоянно пытается удержать себя от деления мира на черное и белое, но у него не всегда получается.
Г) Кудо Ёдзи.
Первая сцена с Кудо – сцена семейной идиллии. Он потерял память – и обрел все то, о чем, наверное, мечтал втайне каждый из Вайсс в свое время: жену, будущего ребенка, дом, семью, и целых полторы страницы он, незнакомый нам Кудо Ёдзи, начинающий романист, вполне себе безоблачно счастлив.
А потом он вдруг вспоминает прошлое – и мгновенно забывает настоящее, как будто нечего помнить, как будто все это не имеет значения.
Кудо – человек, оказавшийся на распутье. Умом он понимает, что ему выпал редчайший шанс стать «таким, как все», уйти от смертельных погонь и короткой жизни метеорита, но он все время ощущает себя чужим, ему кажется, что тот Кудо, муж и будущий отец – это совсем другой человек, и Ёдзи-Балинез украл его безоблачное счастье, занял не свое место, тайком выкрал кусочек чужой жизни.
Ёдзи неудобно, неуютно в этой сказке, он как будто постоянно дергается, как дергается мужчина, привыкший к удобным джинсам и тяжелым ботинкам, когда на него надевают костюм-тройку с галстуком: поводит плечом, ослабляет узел, оттягивает рукава. Да, костюм вроде бы сшит по меркам, но в нем жарко, душно, швы мешают, и не его это.
Квартира, казавшаяся новому Кудо уютной и родной, прежнему Ёдзи кажется необжитой, стерильной, его раздражают идеальная чистота, порядок, стопочки разложенных в шкафу вещей, необходимость после курения мыть за собой пепельницу и проветривать кухню и кабинет.
«Он не потеряет еще и… Кейко. Черт возьми! Ее зовут Кейко. И они любят друг друга.
<…>
Просторная чистая прихожая – такие показывают в фильмах для семейного просмотра: светлая и странно пустая. На зеркале возле шкафа – фотография. Йоджи с трудом узнал на ней себя и… Видимо, это и есть его жена. Милое, очень привлекательное лицо, лукавая улыбка, очаровательные ямочки на щеках. Он поймал себя на мысли, что представлял себе что-то подобное.
<…>
До прихода жены – Кейко, ее зовут Кейко – он должен знать квартиру так, словно жил в ней три с половиной месяца».
Ему чисто внешне, эмпирически, очень нравится жена, он умом осознает, что лучшего невозможно себе представить: красивая, умная, понимающая, терпеливая, но в глубине души что-то мешает, что-то говорит: «Слишком хорошо, слишком прекрасно, ты не заслужил».
Как выясняется, новый Кудо был кое в чем похож на прежнего:
«– О, твоя паранойя не вынесла соседства с простудой? – оглянувшись на секунду, спросила Кейко.
Какая паранойя?!
– Извини? – на всякий случай он встал.
– Ты же не любишь открытых дверей за спиной, – последовал отвлеченный ответ».
Но это не делает Кудо ближе к тому себе, каким он был пару дней назад.
Трудно сказать, комплекс вины это или привычка, или, может быть, Ая, потому что автор аккуратно подталкивает нас к мысли о том, что даже потерявший память Ёдзи не просто так выбрал в жены девушку с темно-вишневыми волосами, что он не просто так одевает ее в одежду, делающую глаза темно-синими, почти фиолетовыми.
Осознание этого пугает Кудо, как и прочтение собственного романа, в которым выведены Вайсс, описаны реальные миссии, романа, в котором Ая влюблен в него, как мальчишка, и стоически молчит.
Ничуть не странно, что, едва обретя память, Кудо отправляется именно в «Конеко», единственно место, которое он может назвать домом, да он и ощущает себя там как дома, но Ая, объяснив нынешнее положение дел, практически безжалостно выставляет его за дверь, потому что «Кудо вытянул счастливый билет».
Кудо возвращается в «Конеко» во второй раз, чтобы поговорить с Аей и убедиться – в чем? В том, что жена, дом, будущий ребенок – не подстава, или в том, что Ая все еще на его стороне, что он готов принять Кудо обратно?
«– Скажи, ты уверен, что моя новая жизнь – не подстава от начала и до конца?
Айя приподнял бровь, сразу попытавшись что-то сказать, но передумал. Помолчал немного и очень веско ответил:
– Да.
Разумеется, все вопросы тут же вылетели у Йоджи из головы. Абиссинец не станет его обманывать. Или… Нет, если ждать подвоха еще и здесь, то лучше просто пойти и броситься с моста».
И даже когда Ая подтверждает, что все в порядке, жена – не подставное лицо, Кудо не успокаивает и отправляется в больницу, чтобы посмотреть на нее в работе, и там находит то, что становится толчком к возвращению в «Конеко».
Ёдзи как будто не правду пытается узнать, он словно повод ищет, зацепку, которая дала бы ему право убежать, бросив эту идеальную жизнь, он словно ищет оправданий, с которыми мог бы прийти к Ае – оправданий, в которых нет необходимости, потому что Ая не задаст никаких вопросов.
И Кудо очень легко и привычно возвращается в колею прошлого, почти не сожалея об утраченном семейном счастье.
ВГ) Ая-Ёдзи
Их отношения сложны и просты одновременно, они построены по банальным правилам совместной работы, не оговоренным вслух, понятным на интуитивном уровне: напарника надо беречь, за него нужно радоваться, когда он счастлив, если напарник ранен, это плохо, ты зол и переживаешь.
Кудо видит шрам Аи – и пугается того, что могло бы произойти, потому что его не было рядом:
«Йоджи забеспокоился еще больше. Не осознавая, что делает, он шагнул вперед, вытащил из-под прижатой к телу ладони Абиссинца смятую футболку и потерял дар речи, увидев под пальцами край грубого, еще не ставшего белым шрама.
– О, черт… – <…>
При виде толстого рубца, уходящего под пояс свободно висевших на бедрах рабочих брюк Фудзимии, Йоджи напрочь забыл отпустить пальцы Айи, наоборот, сжал еще крепче, когда с чувством, похожим на страх, свободной рукой чуть сдвинул брюки ниже, обнажая шрам целиком.
Он так и стоял, соображая, насколько глубокой могла быть эта рана, раз уже зажившей она выглядит так скверно. Каким опасным было ранение… и это не пуля – такой длинный след мог оставить только нож, а значит повреждение внутренних органов, вот именно здесь, могло оказаться смертельным…
<…>
– Когда? – выдохнул он под тяжестью навалившихся мыслей и скорее догадался, нежели услышал ответ Айи:
– На Рождество…
Ассоциация с елками, праздничными огнями, фейерверками и всеобщим весельем совершенно не укладывалась в один ряд со смертью, едва не заполучившей Айю в холодные цепкие объятья. Следующая мысль ударила Йоджи по голове многотонным весом вины. Он писал свой роман, жил с самой идеальной женщиной на свете, а Айя… Айя…»
Автор с самого начала подталкивает нас к идее о том, еще во времена Вайсс Ая с Ёдзи были если не друзьями, то достаточно близкими друг другу людьми, что Кудо доверял Ае, насколько это вообще было возможно, и оттого возвращение проходит быстро и безболезненно.
Узнав о том, что Ая к нему испытывает, Кудо ощущает оторопь и изумление, но не такой уж глубокий ужас. Его дальнейшие размышления больше похожи на проработку все тех же правил «напарников»:
«Абиссинец был настолько близким другом, что Йоджи мог принять, точнее, попробовать принять некоторые изменения в дружбе».
Кудо и Фудзимия заботятся друг о друге, пусть странно, нелепо, но ровно настолько, насколько могут позволить себе заботиться о другом человеке мужчины с их биографией и образом жизни, и, может быть, даже чуточку больше.
4. Двигатель яоя
Механизм «страхивания» героев прост до предела, это вариация классического сюжета «переспи или умри».
Однако, в случае «Своей Тьмы» несколько эмоциональных линий настолько переплетены, сюжет настолько завязан на отношениях четырех героев, что банальная задачка превращается в сложную многомерную систему:
- Кроуфорд вынужден спать с Шульдихом, чтобы не быть убитым и не дать тому умереть
- Шульдих хочет переспать с Аей, потому что в его голове хозяйничает Эрик
- Эрик хочет Аю, потому что ему пытались подсунуть влюбленную в Аю Сакуру
- Ая хочет Кудо, потому что давно его любит
- Кудо хочет уберечь Аю от Шульдиха
Это такой сложнозапутанный клубок сексуальных желаний, разобраться в котором весьма непросто, и он становится не самоцелью написания фанфика, как это часто бывает, и не побочной веткой сюжета, а одной из тесно сплетенных с основным сюжетом линий, от развития которой зависит то, наступит ли Армагеддон или нет. \
Мечта всякого шиппера: если мои любимые герои не будут спать друг с другом, наступит Армагеддон.
5. В общем и целом:
А) Текст однозначно фанонный. Герои совершенно фанонны, при этом кто-то больше попадает в канон (Ая), кто-то – меньше (Кроуфорд, хотя что мы о нем знаем из канона?), но сам фик – это один большой гимн фанону.
С другой стороны, может ли быть хоть один крупный сюжетный популярный фик быть не фанонным?
Спорный вопрос.
Б) Высокий ритм фика.
Это я очень люблю. Я люблю, когда автор не зацикливается на трехстраничных описаниях постельных сцен, я люблю редкого в нашем деле гостя – сюжет, и не менее редкого его брата – экшн, я люблю высокий темп повествования, я очень и очень люблю, когда характер и мотивация героев раскрываются не через авторские их описания, но через поступки самих героев.
В) Неровность повествования.
Это здорово заметно, если читать сразу, чохом весь фик.
Первая четверть идет местами тяжеловато, неловких фраз больше, нелепостей и некоторых корявостей, но со второй трети автор как будто разгоняется, расписывается, и дальше чтение идет как по накатанной.
Г) Нелепости, красивости, неловкости.
Знаю я эту фишку автора – усложненные конструкции, перенасыщенные лишними словами, от этого очень трудно избавиться. Оттого некоторые фразы звучат коряво, неловко, как будто каменные тролли в голове конечностями ворочают.
Изобильно красивостей: «словно кувалдой ударило», «мгновенно снесло крышу» и т.д. Это хорошо работает в ограниченном количестве, перенасыщенный такими эпитетами текст в определенный момент начинает раздражать.
Нелепости в тексте тоже встречаются, к примеру:
«Шульдих скривился – отнюдь не дружелюбно и, наступив на валяющийся на асфальте сучок, сурово покатал его подошвой ботинка, с намеком глядя на собеседницу».
«Шульдих вернулся на скамейку и уставился на то и дело поглядывающих в их сторону спортсменов в широких, наверняка скрывавших оружие штанах, разминающих плечевой пояс».
Вопросы, которые возникают при прочтении:
- Почему Кроуфорд вместо тайн Мадридского двора сразу же после видения не позвал Шульдиха и не спросил у него прямо, не предупредил об опасности, не запретил связываться с Эриком?
- Почему Ёдзи внезапно вспомнил прошлое?
- Откуда, почему случилась странная встреча в супермаркете Аи и Шульдиха? Впечатление притянутости за уши ради сюжета не отпускает
- На мой взгляд, совершенно лишние моменты стеба над фанфиками в виде содержания романа Кудо и поисков Кроуфордом информации о гей-сексе, они смотрятся заплатками на теле текста, чужеродно и неловко
Д) достаточно много опечаток и пунктуационных ошибок, бета не доработала.
6. В целом же впечатление от фика остается весьма положительное, на 7 баллов из 10.
Если бы не опечатки, красивости и усложнения вкупе с неловкостями, было бы 8, если бы из Шульдиха так не пер во все дыры фанон, а Кроуфорд не был бы таким крикуном, было бы 9 (но это, скорее, субъективизм уже), а до 10-ки у меня еще, кажется, ни один текст не дотянул.
www.nasha-lavochka.ru/weiss_kreuz/closed_doors-... - "Запертые двери", Ауренга
www.nasha-lavochka.ru/weiss_kreuz/their_own_dar... - "Своя Тьма", и.о. Минск
zhurnal.lib.ru/editors/w/wxjalla_a_g/sny.shtml - "Чужие сны", gero_likia
Или любой хороший Кроуфорд/Шульдих с сюжетом и проработанными характерами - но из написанных в последний год.
Я решила работать с фиком "Своя Тьма", и.о. Минск.
Прежде всего, сразу хочу пояснить, почему из трех вариантов я выбрала именно этот фик:
читать дальшеА) Я не читала «Запертые двери» Ауренги, потому что он был написан уже после того переломного момента, когда меня стали раздражать не только бесконечные КроуфордоШульдихи в общем (вторая волна развития фэндома), но и Кроуфорд и Шульдих по отдельности в частности, потому что их рисовали бесконечно одинаковыми, чем довели меня до полного отрицания самих персонажей как прообразов фанона. От этого я не до конца излечилась и сейчас, поэтому не решилась браться за фик с совершенно «не моим» пейрингом Кроуфорд/Ая, побоявшись быть слишком пристрастной и скептически настроенной.
Б) Сперва я хотела взять на рецензирование фик автора заявки, "Чужие сны" gero_likia как самый маленький и, как я предположила, несложный. Но, подумав с несколько недель, решила, что идея предлагаться на рецензирование таким вот образом, практически не оставляя исполнителю шанса отвертеться от чтения твоего фика – это как-то не очень, потому что не всякий решится на серьезный разбор фика, не постеснявшись сказать автору прямо в лицо всю правду о своем впечатлении. Ну, и после пробегания фика глазами я поняла, что мне просто нечего будет сказать о фике, потому что для меня он слишком никакой: классический Кроуфорд/Шульдих даже не второй – любой волны, классическая связка с классическим фанонным взаимодействием. Идеальный мяч: никаких углов, ребер, отличительных черт, зацепиться не за что. Работать с таким текстом – это выжимать из себя какие-то общие слова, а это скучно, неинтересно.
В) в итоге я остановила свой выбор на «Тьме», хотя изначально не хотела этого.
Дело в том, что с автором фика нас связывают достаточно хорошие отношения, мы познакомились примерно 2 года назад (возможно, больше, я не запоминаю дат) как раз на почве того, что я делала большой, на три отдельных поста, разбор фика «Маски» Ами. Зацепились языками, ну, и пошло-поехало.
Минск – один из немногих людей в тусовке, с которым мы можем совершенно спокойно, без лишних эмоций и предельно честно высказывать суждения о текстах друг друга. Поздороваться фразой: «Ну и хрень же ты написала в последний раз!» - это совершенно нормально, совершенно нормально же разбирать фики друг друга по косточкам, разносить за малейшие оплошности и требовать менять концепцию или сюжет.
Вот почему, рефлекторно струхнув и отказавшись от идеи речить его фик сразу, после зрелого размышления я все же выбрала именно «Тьму»: потому что мы в таких выражениях критиковали друг друга, что, думаю, вынос части внутренних обсуждений на публику ничего не изменит и никак на наши отношения не повлияет. Более того, ничего нового о своем фике Минск от меня, скорее всего, не узнает
Еще одной причиной, по которой я решила, что могу взяться за «Тьму», было то, что «Свет» создавался и при моем пусть крошечном, но участии – на последнем этапе написания я работала своеобразным бета-тестером текста, вылавливая баги и несоответствия.
Ну, и третья причина: я шиппер, и как шиппер АяЁдзи не могла не взять единственный доставшийся мне фанфик с «моим» пейрингом.
Итак, вступительные 3,5 тысячи знаков написаны, теперь можно перейти непосредственно к работе.
Рецензия на фанфик и.о. Минска «Своя Тьма».
очень много1. Общая информация о фике.
Насколько я знаю, первоначально он создавался как самостоятельное произведение, но неожиданно для автора (как это часто бывает) разросся и превратился сперва в дилогию, а потом – и в трилогию, третья часть которой в данный момент находится в стадии написания.
Итак, «Своя Тьма» - это первая часть цикла, за которой идут «Свой Свет» и «Терминатор».
К несчастью, в свое время я уже читала вторую часть дилогии, «Свой Свет», и это могло бы не дать мне возможности оценивать исключительно «Тьму», если бы, к счастью, я не обладала волшебным даром склероза, который позволил мне читать «Тьму» как в первый раз и не дал ни малейшей возможности вспомнить, «что же было дальше» в «Свете».
2. Название фика.
В тексте фика содержатся явные отсылки к названию:
Ёдзи: «Привычная горькая тьма в душе тревожно молчала».
Шульдих: «Тело отзывалось сытой истомой, подыгрывая поселившейся в сознании чужой тьме. Придя к нему дружелюбной гостьей, она прочно обосновалась, сняла маску и теперь требовала большего – на правах постоянного жителя».
Автор все время фиксирует наше внимание на том, что, что бы ни творилось вокруг героев, как бы хорошо им ни было в данный момент, у каждого из них есть свои секреты, свой «черный человек» в душе, и единственный вариант обрести душевное спокойствие – примириться с ним и идти туда, куда он зовет, или, может быть, вечно сражаться с самим собой и с тем, что проникло в тебя извне и заставляет быть не таким, каким ты хотел бы быть.
3. Содержание фика.
Автор (и это вообще характерно для Минска) не медленно вводит нас в мир фика – он резко вбрасывает читателя в сюжет, сразу, без объяснений, как будто вышвыривает в портал и оставляет на площади незнакомого города, и ты стоишь, растерянный, и не можешь понять, о чем разговаривают все эти люди вокруг.
Мы видим обычный парк и обычного Шульдиха, который вроде бы просто прогуливается по этому парку, и буквально на первой же тысяче знаков, еще не успев вникнуть в картинку, мы узнаем, что люди, которых созерцает Шульдих во время прогулки – подставные агенты Критикер, а сам телепат вовсе не прогуливается, а пришел на встречу с женщиной, которая называет себя «Стерх» и предлагает ему туманное, но высокооплачиваемое задание по возвращению под контроль Критикер высококлассного, но, к сожалению, несколько потерявшего рассудок телепата Эрика Квичински.
Все начинается именно в этом парке спустя 8 месяцев позле известных событий, падения Эсцет, и дальше раскручивается по спирали, захватывая все новых и новых действующих лиц, среди которых – уже знакомые нам персонажи и незнакомцы.
Действие происходит в двух пространственных пластах, причем автор изначально делает облегчает читателю задачу: он совершенно ясно дает понять, какие пейринги представлены в фике, разбив повествование на пласт происходящего с Аей Фудзимией и Ёдзи Кудо и на пласт Кроуфорд-Шульдих.
Первоначально пласты существуют отдельно, смыкаясь лишь во временном промежутке, но постепенно их как бы начинает «подтягивать» друг к другу, пока нам не становится ясно, что герои были взаимосвязаны еще до того, как Шульдих согласился работать на Критикер, и теперь происходит лишь быстрое смешивание пластов. Перед нашими глазами налитые в один стакан жидкости с разной плотностью, еще недавно сосуществовавшие в одном стакане-городе/времени в разных плоскостях, вдруг резко смыкаются, смешиваются под влиянием барной ложечки – сюжетного толчка в виде одновременного исчезновения Сакуры, согласия Шульдиха на работу с сошедшим с ума телепатом и внезапного излечения Кудо от амнезии.
«Своя Тьма» как первая часть трилогии, в сущности, фик вводный. Это, по сути, «завязка ситуации», то самое первое движение барной ложечки в стакане, мешать коктейль начнут ближе к концу фика, а сбивать – только в «Своем Свете», поэтому мы не ждем кульминации и развязки, мы, резко вброшенные в мир, оглядываемся, отходим в сторонку и начинаем рассматривать героев.
2. Характеры персонажей.
А) Несмотря на то, что первым во вселенной фика мы видим Шульдиха, первым героем, характер которого перед нами начинается раскрываться, становится Кроуфорд.
Кроуфорд здесь – привычный делец, биржевой игрок в костюме и галстуке. Первая же сцена – Брэд, задыхаясь от жары в офисе, в котором сломался кондиционер, «открыл чистую страницу и принялся набирать заявление об упущенной выгоде. Дойдя до даты, он прислушался к себе, кивнул, проставил завтрашнее число и послал файл в печать».
Далее автор поясняет, что после падения верхушки Эсцет дар стал отказывать Кроуфорду, проявляя себя лишь мелкими вспышками вроде уверенных предчувствий и нелепых картинок. И Кроуфорд явно ждет, надеется на предчувствие, как, наверное, потерявший остроту зрения человек ждет, надеется момента прояснения в глазах, потому что ощущает себя потерянным без привычного чувства… И видение приходит буквально через пару абзацев – автор не разменивается на мелочи, если действие началось, то оно началось, оно будет резким, быстрым, динамичным, все должно произойти прямо здесь и сейчас, про ожидание нескольких месяцев достаточно упомянуть, ни к чему показывать его!
Кроуфорд в «Тьме» - на удивление несдержанный игрок, он нередко срывается на Шульдиха, может заорать, он пытается давить и контролировать, он старается владеть ситуацией настолько глубоко, насколько это возможно. Кроуфорд в «Тьме» постоянно носит с собой калькулятор («– Тебе посчитать упущенную выгоду? – предложил Кроуфорд, вытаскивая калькулятор».) Шульдих мысленно называет Брэда «лидером» и размышляет о том, что «с того вполне сталось бы утвердить собственный авторитет с помощью подручных средств».
Кроуфорд следит за Шульдихом, одевшись в нелепое «гражданское», закрывается и, вместо того чтобы задавать нормальные вопросы, предпочитает пытаться получить информацию со всеми доступными сложностями, какие только можно придумать.
Кроуфорд мутит воду, не может предсказать реакцию Шульдиха, злится, орет, прессингует – и снова мутит воду, вроде бы пытаясь навести чистоту и внести ясность.
Кроуфорд ничего не знает о такой вполне обычной стороне жизни, как реалии однополого секса. Для того, чтобы понять, как осуществляется половой акт между мужчинами, он, взрослый неглупый человек, лезет в Интернет, читает статьи, подавляет позывы тошноты и панически закрывает странички.
Кроуфорд в «Тьме» - типичная доминирующая личность, одержимая комплексом собственника-наседки. Да, он способен убить Шульдиха за мелейшую попытку от него отделиться, он возмущен тем, что Шульдих с готовностью отозвался на предложение сторонней организации о работе, но при этом он очень остро ощущает Шульдиха как «своё», как предмет, входящий в сферу своих интересов, и далеко не сексуальных. Это чувство сродни чувству к автомобилю, любимому креслу, ручке, собаке, которую хозяин может воспитывать и ругать за проступки, в наказание закрывать в прихожей, но при этом он придушит каждого, кто попытается на его собаку покуситься и накормить ее отравой, потому что это его собака. На всех прочих собак в округе ему плевать.
Б) Шульдих.
Шульдих – центральный персонаж фанфика, его основополагающее звено, персона, с которой все началось.
Шульдих в «Тьме» - развязный, расхлябанный, непременно и многократно «рыжий», он умело ускользает от Кроуфорда и избегает его расспросов, он убегает из дома, как нашкодивший подросток сбегает из-под опеки родителей, с носками и галстуком в карманах.
Безусловный профессионал, он попадает в ловушку собственной самоуверенности – и оказывается заложником обстоятельств, откусив больше, чем может проглотить. И тогда он теряет всю свою браваду и, впав в панику, хватается за руку Кроуфорда, единственного человека, готового спасать его и весь мир в придачу по одной простой причине: он хочет жить, а жизнь его зависит от того, выживет ли Шульдих.
Шульдих, правда, об этом не знает.
Шульдих, приученный Наги снимать обувь при входе в дом, остается верен себе: раз уж его приучили разуваться, он будет шататься по всему дому босой, даже по холодному кафелю, ну просто из принципа. Он запихивает бумаги в ящик, нетерпеливо их комкая, прищемляет себе пальцы дверцей шкафа, умудряется выбирать из всех предполагаемых Кроуфордом вариантов ответа самый невероятный, отметенный за нереальностью. Он может буквально парой жестов, парой фраз мгновенно довести Кроуфорда до белого каления.
Шульдих – единица глубоко зависимая от Кроуфорда и не желающая от него зависеть, он цепляется в предложение Стерх именно потому, что оно сулит финансовую независимость и возможность не оставаться во власти финансового шантажа Кроуфорда, который при малейшей попытке неповиновения угрожает оштрафовать Шульдиха на часть зарплаты.
Сперва кажется, что Шульдих ни в грош не ставит Кроуфорда, но, как только ситуация обостряется и он понимает, что «вляпался», Шульдих мгновенно бросает строить из себя большого мальчика и мчится к Кроуфорду как к последней надежде, к человеку, в которого он верит, как в Бога: стоит только рассказать все Кроуфорду, и он тут же решит проблему.
Одним из самых страшных для Шульдиха моментов в беседе с Кроуфордом было то, что он едва не ударил напарника: «Осознание ударило Шульдиха железобетонной плитой по голове – началось. Он уже пытался ударить Брэда…»
Это очень показательно: несмотря на все разногласия, несмотря на раздражающую авторитарность Кроуфорда, Шульдих никогда даже не думал о том, чтобы посметь поднять на него руку, этот жест приводит его в ужас, это не жест Шульдиха, и, возможно, именно в тот момент он понимает, насколько его захватывает чужое сознание.
Еще одна показательная фраза из уст Шульдиха Кроуфорду:
«– Ты меня очень ненавидишь? – натужно-весело спросил Шульдих».
Происходит что-то, с чем он не может справиться, и взрослый самостоятельный мужчина превращается в испуганного мальчишку, ищущего защиты и помощи. И читатель начинает понимать, что, возможно, Кроуфорд ведет себя с Шульдихом подобным образом вовсе не потому, что он такой авторитарный, а потому что Шульдиху нужно именно это, нужен жесткий контроль и уверенность в том, что в случае чего будет за кого спрятаться и у кого попросить помощи.
АБ)Кроуфорд-Шульдих.
Вот как автор описывает непонятную для меня ситуацию – двое взрослых мужчин, живущих в одном доме:
«Когда Шварц только-только подбирали себе особняк, их было четверо. Как-то и мыслей не возникало, что команда может распасться, причем сама, без насильственной потери кого-либо из членов группы. Выбор (после выслушивания претензий и краткого Кроуфордовского "будет так, как я решил") пал именно на этот дом – двухэтажный, с кухней, столовой, огромной гостиной в половину первого этажа, с пятью комнатами и двумя ванными на втором».
Более – никаких пояснений, он ставит читателя перед фактом, что Кроуфорд и Шульдих работают вместе и живут вместе, продолжая считать друг друга напарниками. Мы не знаем, кем они работают, чем занимаются, можем лишь догадываться. Кроуфорд «играет на бирже» и следит за курсом ценных бумаг, Шульдих всякий раз старается отлынивать от работы.
Это – всё, что мы знаем о бывших Шварц.
В) Ая Фудзимия.
В первой сцене с Аей автор трижды называет его Раном – и далее начинает называть его привычным «Ая», будто забыв об этом. Не знаю, может быть, так было задумано, но тогда я не понимаю сакрального смысла этого хода.
После распада Вайсс Ая единственный, кто никоим образом не меняет свою жизнь. Он продолжает один жить в «Конеко», днем выращивает и продает цветы, составляет букеты, ночью выходит на миссии в одиночку. Для него ничего не меняется даже после того, как сестра выходит из комы, он снабжает ее и Сакуру деньгами, но продолжает жить прежней жизнью.
Его явно устраивает путь, который им выбран, не тяготит одиночество, не пугает возможная смерть. Он все так же замкнут, напряжен, он привычно путает следы и автоматически уходит от возможной слежки, звонит сестре из людных мест, встречается с ней в кафе, делая все, чтобы не подставить ее под удар.
Известие о том, что Сакура пропала, Ая воспринимает, кажется, как очередную миссию: он поднимает старое знакомство с Оми, теперь – номинальным главой Критикер, и начинает сбор информации.
Ая – мятущаяся душа, выбравшая для себя путь строгого следования привычным схемам и планам, он, кажется, так пытается обуздать свой взрывной темперамент, загнать себя в рамки обыденного, словно опасается сорваться и слететь под откос.
Он знает все о каждом из бывших Вайсс, это становится ясно, когда к нему приходит Ёдзи.
С появлением Ёдзи привычные схемы и планы летят под тот самый откос. Становится понятно, что, несмотря на то, что Кудо потерял память и вернулся к нормальной жизни, забыв и о Вайсс, и о нем, Ае, Фудзимия продолжал издалека следить за ним, подстраховывая от возможных неприятностей:
«Все еще задыхаясь, Йоджи отдернул руки и попытался как-то уложить в голове полученные сведения, но их было слишком мало. Внезапно его озарило.
– Ты следил за мной? – спросил он. – Ты знаешь, как я живу, – последняя фраза прозвучала почти утвердительно. <…>
– Знаю, – подтвердил очевидное Айя, обходя стол и усаживаясь напротив. – Ты женат, уже больше трех месяцев… – он сделал паузу и внимательно посмотрел на Йоджи.
<…> – Нам удалось вернуть тебе имя и перевести счет, – продолжил тот».
Возвращение памяти к Кудо становится для Аи неприятным сюрпризом – он уже смирился с тем, что Кудо потерян, он только-только научился жить один и отпустил напарника, друга и, как позже выяснится, любимого человека, и возвращение Кудо – крах. Ая злится, и злится скорее на себя, понимая всю безнадежность ситуации.
Ая явно был рад за Кудо, он злится еще и из-за того, что тот, получив возможность навсегда позабыть прошлое и жить нормальной жизнью, отказывается от этого и возвращается к миссиям и рискованному образу жизни.
Ая насторожен, он болезненно реагирует на появление Шульдиха, он не доверяет Кроуфорду, и в то же время явно уважает его.
Ая в «Тьме» - внимателене к деталям и людям, безусловно профессионал и классический самурай, камикадзе, живущий одним днем. Он готов без страховки влезть в осиное гнездо неизвестной клиники, узнав, что там держат Сакуру, руководствуясь лишь поверхностной схемой здания, несмотря на то, что так полностью и не оправился от ранения.
Он заботлив – он знает, что жена Кудо беременна, и настаивает на том, чтобы Ёдзи надел на миссию бронежилет:
«Айя медленно отводил катану, видимо принимая какое-то мучительное решение.
– Хорошо, – сказал он, наконец. – Ты пойдешь. Но при одном условии.
– Ну? – Йоджи снова подтянул к себе схему.
– Бронежилет, – кинул тот и прищурился в ответ на удивленный взгляд.
– Почему?! – недоверие напарника, пусть и бывшего, ввергло Йоджи в ступор. – Почему?! – возмущенно переспросил он.
– Потому что тебе есть кого оставить сиротой, – Айя, не оборачиваясь, стоял у стойки, держа руку на ножнах, так и не снимая их с подставки».
Отказ Кудо от возможности жить нормальной жизнью явно выбивает Аю из колеи, потому что несмотря на то, что он так и не разобрал комнату Ёдзи, как будто в глубине души надеялся на возвращение напарника, умом Ая понимает, что ни к чему хорошему для Кудо это привести не может.
Но он оставляет за Кудо право делать выбор и не пытается его переубедить, и это говорит о многом – Ая не столько лидер команды, руководитель, сколько заботливый щит, тыл, он всегда и везде, в любой ситуации непроизвольно пытается оставаться старшим братом.
Тем удивительнее его реакция на то, что произошло между ним и Шульдихом: Ая явно осознает свои желания, спокойно относится к своему влечению к мужчинам, и при этом, столкнувшись с Шульдихом, оказывается совершенно деморализован, подавлен и практически убит произошедшим. Возможно, его психика оказывается не готовой принять фактически ментальное изнасилование.
В Ае постоянно сражаются рассудок, взвешенная сдержанность – и ярость, глубоко скрытая страсть, вспыльчивость. Он категоричен – и как будто постоянно пытается удержать себя от деления мира на черное и белое, но у него не всегда получается.
Г) Кудо Ёдзи.
Первая сцена с Кудо – сцена семейной идиллии. Он потерял память – и обрел все то, о чем, наверное, мечтал втайне каждый из Вайсс в свое время: жену, будущего ребенка, дом, семью, и целых полторы страницы он, незнакомый нам Кудо Ёдзи, начинающий романист, вполне себе безоблачно счастлив.
А потом он вдруг вспоминает прошлое – и мгновенно забывает настоящее, как будто нечего помнить, как будто все это не имеет значения.
Кудо – человек, оказавшийся на распутье. Умом он понимает, что ему выпал редчайший шанс стать «таким, как все», уйти от смертельных погонь и короткой жизни метеорита, но он все время ощущает себя чужим, ему кажется, что тот Кудо, муж и будущий отец – это совсем другой человек, и Ёдзи-Балинез украл его безоблачное счастье, занял не свое место, тайком выкрал кусочек чужой жизни.
Ёдзи неудобно, неуютно в этой сказке, он как будто постоянно дергается, как дергается мужчина, привыкший к удобным джинсам и тяжелым ботинкам, когда на него надевают костюм-тройку с галстуком: поводит плечом, ослабляет узел, оттягивает рукава. Да, костюм вроде бы сшит по меркам, но в нем жарко, душно, швы мешают, и не его это.
Квартира, казавшаяся новому Кудо уютной и родной, прежнему Ёдзи кажется необжитой, стерильной, его раздражают идеальная чистота, порядок, стопочки разложенных в шкафу вещей, необходимость после курения мыть за собой пепельницу и проветривать кухню и кабинет.
«Он не потеряет еще и… Кейко. Черт возьми! Ее зовут Кейко. И они любят друг друга.
<…>
Просторная чистая прихожая – такие показывают в фильмах для семейного просмотра: светлая и странно пустая. На зеркале возле шкафа – фотография. Йоджи с трудом узнал на ней себя и… Видимо, это и есть его жена. Милое, очень привлекательное лицо, лукавая улыбка, очаровательные ямочки на щеках. Он поймал себя на мысли, что представлял себе что-то подобное.
<…>
До прихода жены – Кейко, ее зовут Кейко – он должен знать квартиру так, словно жил в ней три с половиной месяца».
Ему чисто внешне, эмпирически, очень нравится жена, он умом осознает, что лучшего невозможно себе представить: красивая, умная, понимающая, терпеливая, но в глубине души что-то мешает, что-то говорит: «Слишком хорошо, слишком прекрасно, ты не заслужил».
Как выясняется, новый Кудо был кое в чем похож на прежнего:
«– О, твоя паранойя не вынесла соседства с простудой? – оглянувшись на секунду, спросила Кейко.
Какая паранойя?!
– Извини? – на всякий случай он встал.
– Ты же не любишь открытых дверей за спиной, – последовал отвлеченный ответ».
Но это не делает Кудо ближе к тому себе, каким он был пару дней назад.
Трудно сказать, комплекс вины это или привычка, или, может быть, Ая, потому что автор аккуратно подталкивает нас к мысли о том, что даже потерявший память Ёдзи не просто так выбрал в жены девушку с темно-вишневыми волосами, что он не просто так одевает ее в одежду, делающую глаза темно-синими, почти фиолетовыми.
Осознание этого пугает Кудо, как и прочтение собственного романа, в которым выведены Вайсс, описаны реальные миссии, романа, в котором Ая влюблен в него, как мальчишка, и стоически молчит.
Ничуть не странно, что, едва обретя память, Кудо отправляется именно в «Конеко», единственно место, которое он может назвать домом, да он и ощущает себя там как дома, но Ая, объяснив нынешнее положение дел, практически безжалостно выставляет его за дверь, потому что «Кудо вытянул счастливый билет».
Кудо возвращается в «Конеко» во второй раз, чтобы поговорить с Аей и убедиться – в чем? В том, что жена, дом, будущий ребенок – не подстава, или в том, что Ая все еще на его стороне, что он готов принять Кудо обратно?
«– Скажи, ты уверен, что моя новая жизнь – не подстава от начала и до конца?
Айя приподнял бровь, сразу попытавшись что-то сказать, но передумал. Помолчал немного и очень веско ответил:
– Да.
Разумеется, все вопросы тут же вылетели у Йоджи из головы. Абиссинец не станет его обманывать. Или… Нет, если ждать подвоха еще и здесь, то лучше просто пойти и броситься с моста».
И даже когда Ая подтверждает, что все в порядке, жена – не подставное лицо, Кудо не успокаивает и отправляется в больницу, чтобы посмотреть на нее в работе, и там находит то, что становится толчком к возвращению в «Конеко».
Ёдзи как будто не правду пытается узнать, он словно повод ищет, зацепку, которая дала бы ему право убежать, бросив эту идеальную жизнь, он словно ищет оправданий, с которыми мог бы прийти к Ае – оправданий, в которых нет необходимости, потому что Ая не задаст никаких вопросов.
И Кудо очень легко и привычно возвращается в колею прошлого, почти не сожалея об утраченном семейном счастье.
ВГ) Ая-Ёдзи
Их отношения сложны и просты одновременно, они построены по банальным правилам совместной работы, не оговоренным вслух, понятным на интуитивном уровне: напарника надо беречь, за него нужно радоваться, когда он счастлив, если напарник ранен, это плохо, ты зол и переживаешь.
Кудо видит шрам Аи – и пугается того, что могло бы произойти, потому что его не было рядом:
«Йоджи забеспокоился еще больше. Не осознавая, что делает, он шагнул вперед, вытащил из-под прижатой к телу ладони Абиссинца смятую футболку и потерял дар речи, увидев под пальцами край грубого, еще не ставшего белым шрама.
– О, черт… – <…>
При виде толстого рубца, уходящего под пояс свободно висевших на бедрах рабочих брюк Фудзимии, Йоджи напрочь забыл отпустить пальцы Айи, наоборот, сжал еще крепче, когда с чувством, похожим на страх, свободной рукой чуть сдвинул брюки ниже, обнажая шрам целиком.
Он так и стоял, соображая, насколько глубокой могла быть эта рана, раз уже зажившей она выглядит так скверно. Каким опасным было ранение… и это не пуля – такой длинный след мог оставить только нож, а значит повреждение внутренних органов, вот именно здесь, могло оказаться смертельным…
<…>
– Когда? – выдохнул он под тяжестью навалившихся мыслей и скорее догадался, нежели услышал ответ Айи:
– На Рождество…
Ассоциация с елками, праздничными огнями, фейерверками и всеобщим весельем совершенно не укладывалась в один ряд со смертью, едва не заполучившей Айю в холодные цепкие объятья. Следующая мысль ударила Йоджи по голове многотонным весом вины. Он писал свой роман, жил с самой идеальной женщиной на свете, а Айя… Айя…»
Автор с самого начала подталкивает нас к идее о том, еще во времена Вайсс Ая с Ёдзи были если не друзьями, то достаточно близкими друг другу людьми, что Кудо доверял Ае, насколько это вообще было возможно, и оттого возвращение проходит быстро и безболезненно.
Узнав о том, что Ая к нему испытывает, Кудо ощущает оторопь и изумление, но не такой уж глубокий ужас. Его дальнейшие размышления больше похожи на проработку все тех же правил «напарников»:
«Абиссинец был настолько близким другом, что Йоджи мог принять, точнее, попробовать принять некоторые изменения в дружбе».
Кудо и Фудзимия заботятся друг о друге, пусть странно, нелепо, но ровно настолько, насколько могут позволить себе заботиться о другом человеке мужчины с их биографией и образом жизни, и, может быть, даже чуточку больше.
4. Двигатель яоя
Механизм «страхивания» героев прост до предела, это вариация классического сюжета «переспи или умри».
Однако, в случае «Своей Тьмы» несколько эмоциональных линий настолько переплетены, сюжет настолько завязан на отношениях четырех героев, что банальная задачка превращается в сложную многомерную систему:
- Кроуфорд вынужден спать с Шульдихом, чтобы не быть убитым и не дать тому умереть
- Шульдих хочет переспать с Аей, потому что в его голове хозяйничает Эрик
- Эрик хочет Аю, потому что ему пытались подсунуть влюбленную в Аю Сакуру
- Ая хочет Кудо, потому что давно его любит
- Кудо хочет уберечь Аю от Шульдиха
Это такой сложнозапутанный клубок сексуальных желаний, разобраться в котором весьма непросто, и он становится не самоцелью написания фанфика, как это часто бывает, и не побочной веткой сюжета, а одной из тесно сплетенных с основным сюжетом линий, от развития которой зависит то, наступит ли Армагеддон или нет. \
Мечта всякого шиппера: если мои любимые герои не будут спать друг с другом, наступит Армагеддон.
5. В общем и целом:
А) Текст однозначно фанонный. Герои совершенно фанонны, при этом кто-то больше попадает в канон (Ая), кто-то – меньше (Кроуфорд, хотя что мы о нем знаем из канона?), но сам фик – это один большой гимн фанону.
С другой стороны, может ли быть хоть один крупный сюжетный популярный фик быть не фанонным?
Спорный вопрос.
Б) Высокий ритм фика.
Это я очень люблю. Я люблю, когда автор не зацикливается на трехстраничных описаниях постельных сцен, я люблю редкого в нашем деле гостя – сюжет, и не менее редкого его брата – экшн, я люблю высокий темп повествования, я очень и очень люблю, когда характер и мотивация героев раскрываются не через авторские их описания, но через поступки самих героев.
В) Неровность повествования.
Это здорово заметно, если читать сразу, чохом весь фик.
Первая четверть идет местами тяжеловато, неловких фраз больше, нелепостей и некоторых корявостей, но со второй трети автор как будто разгоняется, расписывается, и дальше чтение идет как по накатанной.
Г) Нелепости, красивости, неловкости.
Знаю я эту фишку автора – усложненные конструкции, перенасыщенные лишними словами, от этого очень трудно избавиться. Оттого некоторые фразы звучат коряво, неловко, как будто каменные тролли в голове конечностями ворочают.
Изобильно красивостей: «словно кувалдой ударило», «мгновенно снесло крышу» и т.д. Это хорошо работает в ограниченном количестве, перенасыщенный такими эпитетами текст в определенный момент начинает раздражать.
Нелепости в тексте тоже встречаются, к примеру:
«Шульдих скривился – отнюдь не дружелюбно и, наступив на валяющийся на асфальте сучок, сурово покатал его подошвой ботинка, с намеком глядя на собеседницу».
«Шульдих вернулся на скамейку и уставился на то и дело поглядывающих в их сторону спортсменов в широких, наверняка скрывавших оружие штанах, разминающих плечевой пояс».
Вопросы, которые возникают при прочтении:
- Почему Кроуфорд вместо тайн Мадридского двора сразу же после видения не позвал Шульдиха и не спросил у него прямо, не предупредил об опасности, не запретил связываться с Эриком?
- Почему Ёдзи внезапно вспомнил прошлое?
- Откуда, почему случилась странная встреча в супермаркете Аи и Шульдиха? Впечатление притянутости за уши ради сюжета не отпускает
- На мой взгляд, совершенно лишние моменты стеба над фанфиками в виде содержания романа Кудо и поисков Кроуфордом информации о гей-сексе, они смотрятся заплатками на теле текста, чужеродно и неловко
Д) достаточно много опечаток и пунктуационных ошибок, бета не доработала.
6. В целом же впечатление от фика остается весьма положительное, на 7 баллов из 10.
Если бы не опечатки, красивости и усложнения вкупе с неловкостями, было бы 8, если бы из Шульдиха так не пер во все дыры фанон, а Кроуфорд не был бы таким крикуном, было бы 9 (но это, скорее, субъективизм уже), а до 10-ки у меня еще, кажется, ни один текст не дотянул.
@темы: Weiss Kreuz
-
-
29.12.2008 в 06:03Спорный вопрос. - может, если он фаноногенный. :-) те же Дисфунки, скажем, или, обратно, Мобиус.
это просто к слову пришлось - о том, чего я не читала, я спорить не смогу, такшто насколько это относится к данному тексту, не знаю - но судя по твоему описанию, все-таки не относится.
-
-
29.12.2008 в 07:49для меня фанонный частично пересекается с фаноногенерирующим в том плане, что "не канон". не во всем, но частично - да. то бишь "один хрен не канон".
-
-
29.12.2008 в 09:18т.е. любой фик = "фанон"? о чём тогда вопрос?
-
-
29.12.2008 в 09:301. так почему ты изначально не хотела рецензировать этот фик?
2. почему жену Ёдзи зовут Кейко? В смысле, это АУ к чему?
-
-
29.12.2008 в 10:22для меня фанонный частично пересекается с фаноногенерирующим в том плане, что "не канон". не во всем, но частично - да. то бишь "один хрен не канон". - оно, конечно, да, все, что не канон - оно не канон и есть. :-) Но фаноногенные фики создают фанон, а фанонные эксплуатируют, разница примерно в этом. :-)
-
-
29.12.2008 в 18:47забыла добавить про"в данном случае". есть что-то более канонное и менее, здесь скорее фанон, чем канон - классические фанонные штампы. есть и не штампы, но. я оценивала в данном случае, исходя из позиции "к чему ближе".
вообще, тема спорная, долгая, скользкая, поэтому влом
1. так почему ты изначально не хотела рецензировать этот фик?
2. почему жену Ёдзи зовут Кейко? В смысле, это АУ к чему?
1. потому что речить "своих" рискованнее, чем чужих, по крайней мере, в моем случае - отсутствие тактичности и привычка говорить прямо и четко, без комплиментов и ласковостей дает о себе знать регулярно. такие вещи нормальны при приватной беседе, но на публику они могут производить совсем иное впечатление. если бы кто сторонний почитал наши с Минском обсуждения отдельных фрагментов наших текстов, он бы решил, наверное, что мы - пауки в банке и чуть ли не злейшие враги.
2. к Капителю. 8,5 мес. после окончания Капителя.
daana
оно, конечно, да, все, что не канон - оно не канон и есть. :-) Но фаноногенные фики создают фанон, а фанонные эксплуатируют, разница примерно в этом. :-)
Даан, ну влоооооооом опять одно и то же обсуждать... Фанон - это, по большей части, лишь удачная интерпретация и достроение канона, а удачное быстро становится любимым и кинковым.
-
-
29.12.2008 в 18:52Фанон - это, по большей части, лишь удачная интерпретация и достроение канона, а удачное быстро становится любимым и кинковым. - а, то есть, допустим, "Шульдих-шлюха" или "Брээээдли" - это удачная достройка канона? ну лол, что я еще могу сказать. :-))
Да не, тут не о чем спорить, действительно - ты просто, кажеццо, вообще не на то возражаешь, о чем я говорю. Я щас не о разнице между фаноном и не-фаноном, а о разнице между созданием фанона и эксплуатацией уже созданного.
Впрочем, это действительно все не слишком важно. :-))
-
-
29.12.2008 в 19:04не придирайся к словам, ну влом мне спорить! да, для кждого слоя населения тусовки "удачное" - это несколько разное, ну что ж тут поделаешь, смирись и получай удовольствие от поедания поп-корна.
Я щас не о разнице между фаноном и не-фаноном, а о разнице между созданием фанона и эксплуатацией уже созданного.
не всегда эксплуатация, иногда просто достроение.
-
-
06.11.2009 в 16:44-
-
15.11.2012 в 00:24Triss Shandey, спасибо за ответ, я тоже пропустила мимо внимания этот момент почему к Йоджи вернулась память. Одно с другим не связала.
А так, имхо, у Ми-2 гениально закрученная интрига. Нигде нет нелогичностей и провисов - все проясняется по ходу.