ainokusabi.ruslash.net/fanfiction/landsh1.html
По заявке Алэй Лан
Автор: AlanWest
Вместо эпиграфа:
«- Этот *Рауль* - он же ничего не может тебе дать - того, что даю я.
- Это неправда, - думал Гай - и ненавидел себя за то, что его тело поддается Ясону…»
Juxian Tang «Чужой ландшафт»
Ясон, ревнующий Гая к Раулю… Это сильно. При всём ограниченном количестве возможных комбинаций в АнК, такого я больше нигде не припомню. После подобной цитаты только ленивый не стал бы читать этот фик. Хотя не думаю, что здесь есть хоть один человек, который его не читал.
читать дальше
Говорить о прозе Juxian Tang и легко, и сложно. Легко, потому что классика, и потому, что я её люблю. А сложно… потому, что классика. И потому, что я её люблю.
А «Чужой ландшафт» – любимый фик. И мне так хотелось почитать на него рецензию. Но, видно, не судьба.
Так что, всё, изложенное ниже – всего лишь субъективный взгляд очень необъективного читателя на одно из самых интересных и загадочных произведений фандома Ai no Kusabi.
Когда-то, рекомендуя знакомым «Чужой ландшафт», я сказала: «Фик замечательный, и вы не пожалеете… если только сможете продраться через сцены жестокости в первых главах». И это была не шутка.
Рассматривая творчество Джаксиан невозможно обойти вниманием эту тему, до сих пор служащую причиной ожесточенных споров и полярного разброса мнений среди читателей. Я имею ввиду тему насилия и пределов допустимого натурализма при описании последнего в художественном произведении. Насилия, как фирменного знака в текстах данного автора.
Оговорюсь сразу: речь идёт только о фиках Джаксиан по Ai no Kusabi. Более широкий обзор её творчества и, тем более, теоретические изыскания по вышеупомянутой теме сегодня в наши задачи не входят.
Не считая небольших зарисовок, у Джаксиан имеется всего пять произведений по АнК – два романа («Чужой ландшафт» и «Форс Мажор»), «После» (которую я, скорее всего, определила бы как повесть) и два рассказа – «Конец игры» и «Мой уходящий друг».
Сцены насилия, иногда выписанные с предельной жестокостью, присутствуют практически во всех из них, кроме «Моего уходящего друга», где они просто не уместны по сюжету, и «Конца игры», где насилие присутствует «за кадром», и читателю представлены лишь его красноречивые результаты в виде искалеченного в застенках Рауля.
Даже при таком раскладе, «Чужой ландшафт» стоит особняком среди остальных. Если в других фиках присутствие таких сцен определяется логикой развития сюжета, то с «Чужим ландшафтом» дело обстоит несколько иначе. Насилие здесь неоправданное, немотивированное, неожидаемое. Но именно эти эпизоды в самом начале задают тон всему дальнейшему повествованию.
Эмоциональный шок, получаемый читателем чуть ли не на первой странице, сокрушителен, он настолько превосходит по мощности впечатление от кульминации самого романа, что переворачивает с ног на голову восприятие нами всего оставшегося текста.
В этом уникальность композиции ЧЛ – её вопиющая асимметричность, «чёрная дыра» в начале, вызывающая деформацию всего остального пространства фика.
В итоге весь эпизод с пиратами так выразителен, а эмоциональное напряжение в момент его кульминации так высоко, что остальное повествование воспринимается, как неторопливая философская притча, хотя экшена там по-прежнему более, чем достаточно.
Насколько сознательно автор это делает, трудно сказать. Но то, что восприятие текста в «Чужом ландшафте» напрямую зависит от состояния читателя после первых глав романа, не вызывает сомнений. Мы все знаем, как комар, пробравшийся в комнату, может стать кошмаром на целую ночь. Но если перед сном вам треснуть по лбу кирпичом, вы вряд ли заметите его присутствие. Вот такая «шоковая терапия».
Весь сюжет построен на контрастах – ещё один «шоковый» способ держать читателя в постоянном напряжении.
Радость - отчаяние; опасность – спасение; рабство – освобождение; свобода – смерть; ненависть – любовь – снова ненависть… с огромной скоростью, как в калейдоскопе, сменяют друг друга. В результате, действие на редкость динамично.
Рассмотрим в качестве примера только один фрагмент – самое начало фика. Пролог. Экспозиция, рисующая довольно выразительный портрет главного героя. Безмятежная, идиллическая картина. Мы видим счастливого Рауля. Он в кафе, он с Ясоном.
«…Со всей определенностью, так редко им испытываемой, Рауль знал, что в данный момент - он счастлив. И ничего больше не имело значения - ни странное увлечение Ясона этим монгрелом из Цереса, ни легкая угроза, которую Рауль постоянно улавливал в голосе Юпитер, когда она говорила о Ясоне - ни то, что Ясон, казалось, постоянно удаляется от него, понемногу, но неотвратимо. Все это казалось второстепенным - неважным... что-то, что произойдет когда-нибудь, в будущем, но не сейчас. Сейчас принадлежало ему, Раулю - и блики света играли на белых волосах Ясона, как солнечные лучи...»
Но вот всё меняется, и мы узнаём, что эти картины, полные света и радости, видит потерявший сознание во время пыток Рауль. Он приходит в себя, истязания продолжаются, и мы вместе с героем из рая попадаем в настоящий ад …
Это завязка сюжета.
Р. Ёсихара как-то определила жанр Аи но Кусаби, как научно-фантастический роман. Таков канон. Соответственно, вся литература по АнК фандому немыслима вне этого определения.
«Чужой ландшафт» - безусловно роман. Роман приключенческий, роман научно-фантастический, роман-антиутопия с элементами порнографии. Называйте, как хотите. Несомненно, всё это присутствует, но, если разобраться, такие определения достаточно условны.
Как в любом приключенческом романе, герои либо что-то ищут, либо от чего-то бегут. У Джаксиан герои бегут. В основном – от самих себя. И главные коллизии происходят в их душах, что не исключает борьбы с внешними обстоятельствами. Но обстоятельства эти – не главное в романе. Как не главное и научная фантастика. К научно-фантастическому жанру произведение можно отнести лишь чисто формально, впрочем, то же касается и антиутопии.
Да, в романе описана футуристическая модель общества, сама идея параллельных миров – научно-фантастическая по определению. И всё же, решение той или иной научной проблемы или детальный анализ общества будущего не просто не является тут главной темой. Эта тема автора вообще мало интересует, а все экзотические детали описываемых миров – не более, чем эффектные декорации, на фоне которых развивается сюжет.
Герои бегут с Амои. По отдельности, каждый в силу своих причин, каждый своим путём, но волею судеб оба оказываются не в то время, не в том месте и попадают в катастрофу, а затем - в так называемый параллельный мир.
Альтернативная вселенная у Джаксиан здесь в буквальном смысле слова – альтернативная. В этом новом мире, призраки прошлого, преследующие их, вдруг обретают плоть и кровь. Они встречают не только своих двойников, но и людей, потеря которых когда-то стала для каждого из них трагедией, перевернувшей его жизнь.
Но всё в этом мире оказывается «не тем, чем кажется», сходство иллюзорным, а тени прошлого оборачиваются настоящим кошмаром.
Параллельно главной, развивается другая сюжетная линия – история взаимоотношений троих обитателей параллельного мира, с судьбами которых тесно переплетаются судьбы наших амойских беглецов. Это история их любви, ненависти, верности и предательства. Здесь у каждого свой ад, своя правда и свои скелеты в шкафу. Внешние, бурно развивающиеся события лишь помогают проявиться этим внутренним конфликтам и способствуют их разрешению.
Как я уже говорила, мир, созданный Джаксиан, не является здесь самоцелью, он во многом условен, местами не продуман.
Собственно «научную» идею параллельных миров не имеет смысла даже обсуждать – она не выдерживает никакой критики.
Это лишь ещё раз говорит о том, что перед нами не научная фантастика.
Тем не менее, этот мир стоит рассмотреть подробнее.
Уютный, сытый, счастливый мирок, где нет трущоб, нет голодных и нищих, вообще нет недовольных.
«…Все было огромным и красивым - как в Эосе. Высокие - и одновременно кажущиеся невесомыми дома, кажется, полностью прозрачные. Гай пытался уследить, мимо чего они ехали, но вскоре понял, что это бесполезно. Всего было много. И машин тоже - быстрых, обтекаемой формы. Машин такого класса ему даже угонять никогда не приходилось.»
Вечно улыбающиеся пастыри, по долгу службы озабоченные всеобщим счастьем и процветанием, проповедуют любовь и пасут своих овец в этом раю. Мир, подчёркнуто, во всём, противоположный грешной, раздираемой противоречиями Амои.
«…Во все стороны, до самого горизонта, вокруг были эти легкие, красивые здания, светящиеся в темноте, как корабли иллюминаторами. И Гай знал, что позади этой красоты не скрываются трущобы Цереса, никто не голодает, ничья жизнь не находится под угрозой. Идеальный мир... почему бы не наслаждаться им?...
Людей тоже было много - как всего остального.
И выглядели они такими спокойными - миролюбивыми…
Вполне счастливые овцы, решил Гай.»
Технократическое общество Амои, управляемое машиной и теократическое государство под властью Братьев Господних… казалось бы – антиподы. Но, чем больше мы всматриваемся в них, тем больше сходства замечаем. Какая разница, регламентируется ли жизнь маленьких винтиков в этих системах холодным рассчётом бездушных машин или установлениями религиозных фанатиков? Свободы нет ни там, ни здесь.
И ещё вопрос, какое общество более бездуховно. Все, встреченные нашими героями, обитатели этой вселенной на редкость несчастны. Впечатление, что амойские беглецы - единственные два живых человека в этом иррациональном мёртвом мире.
Ах, да, ещё здесь есть Ясон Минк, Великий Отступник – полоумный садист и наркоман, страшилка для местных обывателей, безусловно, весьма живой, но который лучше бы уж был мёртвый.
Благолепие описаний любви народа к своему пастырю, Великому Понтифику, приторно до карикатурности. Объект всеобщего поклонения до боли напоминает современных поп-идолов, чьи портреты тиражируются на всех углах, запечатленные на всём – от сумок до унитазов.
«…Его лицо - его лицо смотрело со страниц журналов, с телевизионных экранов, с бесчисленных сайтов в Сети, с постеров и календарей. Горничная, убиравшая у него, иногда приходила в майке с лицом Рауля Эма и надписью "Он - это Любовь"...
…- Люди Империи очень законопослушны, ты заметил это? - Голос (Ясона) тоже был ласкающим, как и шелк волос, касающихся его щеки. - Им сказали забыть все, связанное со *старым* служением - и они забыли. Им сказали видеть в марионетке, жалком паяце настоящего Призванного - и они видят. Он улыбается им, и они обожают его - хотя силы в нем нет.»
Мир, в который попадают бежавшие с Амои герои – такая же антиутопия, как их собственный, отличается только форма. Он стерилен и ущербен. Его духовность фальшива. Это такая же подделка, как сам Великий Понтифик Рауль Эм.
Им требуется определённое время, чтобы это осознать. А также понять, что от себя не убежать - ни на другую планету, ни в другую Вселенную. Проблемы надо решать, здесь и сейчас.
Хочется сказать несколько слов о Космосе. В романе его много. В романе он – символ Свободы, и символ Смерти. И часто одно перетекает в другое, неразрывно сплетаясь в перипетиях сюжета.
Раулю удаётся побег с Амои, он на космической яхте:
«…Он был в безопасности. Юпитер, что же он наделал...»
Дурные предчувствия его не обманывают. Яхта терпит крушение. Свобода оборачивается смертельной опасностью.
Гай тоже бежит с Амои, для него тоже покинуть планету, значит обрести надежду на свободу. Но эта надежда, как и у Рауля, оборачивается катастрофой.
«…Саркофаг... Откуда-то из глубины памяти всплыло это слово - и внутри у Гая все сжалось от жути. Он же не мог - не мог единственным остаться в живых на этом гребаном корабле! В мертвой жестянке посреди космоса, наедине с сотнями трупов. *Такого* - даже он не заслужил…»
Спасение их пиратами оборачивается кошмаром плена.
Снова побег, снова открытый космос, снова свобода… И снова – призрак смерти, на этот раз в повреждённой пиратами шлюпке.
«…Как цыпленок в яйце, которое сейчас разобьют…»
Космос – враждебная, чужая среда, «чужой ландшафт», каковым, по сути, является всё окружающее героев пространство с момента их побега.
Поэтому финал, в котором они покидают этот мир и снова отправляются в открытый космос, оставляет тревожное ощущение и не воспринимается идиллически. Он остаётся открытым.
Несмотря на занимательную фабулу, массу оригинальных идей и фантастический антураж, сюжет романа достаточно банален. Главные герои проходят через жестокие испытания, преодолевают нечеловеческие трудности, меняясь сами и по пути изменяя окружающий мир, для того, чтобы в итоге обрести друг друга и понимание своего места в этом мире. Героям другого мира везёт меньше – они трагически погибают.
Пара амойских беглецов (Рауль и Гай) и история их взаимоотношений, на мой взгляд, главная удача романа. При всей каноничности, их характеры оригинальны, объёмны, это живые люди, со своими надеждами и страхами, болью и одиночеством.
Автор не идеализирует героев, они такие, какие есть – в чём-то антиподы, в чём-то очень похожие. Их встреча случайна, а отношения сложны. Каждый из них – личность, без особой охоты допускающая в своё персональное пространство другого. Но когда это всё-таки происходит, автору веришь.
Комплекс вины – один из важнейших двигателей сюжета у Джаксиан. И не только в «Чужом ландшафте». В том же «Форс Мажоре», например, он играет не менее важную роль. В ЧЛ он более прост, очевиден и чётко обозначен. Чувство вины движет практически каждым из главных персонажей. У каждого из них, включая «святого» Понтифика, в прошлом есть что-то, чего он не может себе простить, что превращает его существование в ад, независимо от того, находится ли он на самом дне, как Гай, или, подобно Раулю-понтифику, вознесён на вершину власти. Этот комплекс вины тесно связан с сильнейшей эмоциональной зависимостью от другого, часто давно не существующего человека или даже врага. Здесь, как и в мире материальном, мы снова видим, что попытки освободиться чреваты саморазрушением, а свобода идёт рука об руку со смертью, неважно - духовной или физической.
Рауль.
Болезненно зависимый от Ясона, измученный чувством вины, продолжающий любой свой поступок «согласовывать» с давно умершим другом, гибель которого не может и не хочет себе простить.
«…Глаза у Ясона смеялись - и Раулю казалось, что в глубине зрачков он может видеть свое отражение - самого себя, маленького, перевернутого. Он знал, что не был таким - ни с кем, кроме Ясона - и даже не был уверен, что Ясон видит его именно так. Но в этом чувстве *поглощенности* - до абсурда, почти до потери себя - была какая-то странная притягательность…
… Быть рядом с Ясоном - было как все время смотреть на солнце. Ясон пугал и восхищал его, заставлял думать, провоцировал. По крайней мере, до того времени, как появился Рики. Но с Ясоном всегда было трудно. Рауль тянулся, чтобы быть достойным его, старался стать лучше - и все время чувствовал, что этого недостаточно.
Ясону было мало его... и Рауль в конце концов проиграл какому-то монгрелу…»
Потрясает воображение, как покорно Рауль переносит все издевательства над собой, до тех пор, пока он считает, что тем самым искупает свою вину перед другом. Нет такой боли и унижения, которые он не готов терпеть, если наградой ему будет «прощение» Ясона. Ничто в романе так, как этот эпизод, не свидетельствует о явно изменённом состоянии его психики. Он мог бежать с Амои, но это лишь добавило к зависимости и чувству вины осознание себя преступником, не достойным снисхождения.
«…Главное было в том, что он, Рауль, принял свое наказание. Искупил свою вину. Ясон мог быть удовлетворен…. Но даже это было неважно. Потому что даже если Ясон посчитал, что ему нужно было так наказать Рауля - сделать с ним эту *ужасную* вещь - то теперь, наверное, Ясон уже простил его. Наказал и простил... Ведь так делала и Юпитер. А за то, что Ясон был жив, Рауль был готов принять все, что угодно. И он принял... почти не сопротивляясь. Мог бы сопротивляться больше - мог бы сломать свои скованные руки, мог бы попытаться убить этих подонков. Но он решил терпеть - потому что за этим стоял Ясон. Рауль хотел, чтобы Ясон был доволен…
- Ясон... - сказал он. - Ведь все уже, да? Ты меня простил?...»
Ужасная сцена…
В то же время, образ Рауля здесь вполне каноничен. Он – типичный блонди. Джаксиан не идеализирует его, не сглаживает негативных черт, присущих элите. Ему так же свойственны холоднось, аристократическое высокомерие, надменность и пренебрежение к людям, своеобразное понятие долга, жестокость… Показательна в этом плане сцена в шлюпке, когда Рауль понимает, что кислорода у них остаётся всего на пару часов, и единственный способ продлить себе жизнь – избавиться от монгрела.
«…Ты можешь увеличить это время, подумал он. Ты знаешь, как.
Это всего лишь монгрел. Такой же монгрел, как Рики, погубивший Ясона….»
Никаких сентиментов. Вопрос выживания. Но он спрашивает себя: «А мне нужна такая жизнь?»… жизнь, спасённая ценой смерти другого человека, пусть монгрела и врага по определению… Думаю, у любого другого, «нормального», блонди такого вопроса бы даже не возникло. Автор не сглаживает, но и не утрирует «элитные» замашки Рауля, не превращает его во второго Ясона. Он умён, утончен, способен сильно и глубоко чувствовать, способен к состраданию, испытывает боль, которую научился прятать от окружающих. Находит в себе силы раскрыться перед другим человеком, что для блонди – духовный подвиг.
«…Как железный, подумал Гай. Или как какое-то сверх-существо... ангел... демон... со сломанными крыльями, но все равно опасный.
Против воли, Гай чувствовал восхищение…»
Все эти качества причудливым образом сочетаются с наивностью, непрактичностью и оторванностью от реальной жизни, порождающими его беспомощность в определённых ситуациях.
Если в фиках часто велик соблазн сделать Рауля вторым Ясоном, то «не дотягивающих» до своих пассий Катце или (реже) Гая обычно стремятся превратить в эдаких псевдо-суперменов, домысливая им кучу самых разнообразных «достоинств». У Джаксиан этого не происходит.
Гай.
Тоже вполне каноничен. Автор не стремится приукрасить Гая – он такой, какой он есть: грубоватый, хотя далеко не простой, не обременённый утончёнными манерами и избыточным образованием, побитый жизнью, привыкший хитрить и выкручиваться, чтобы выжить, но по-своему честный, со своими понятиями обо всём и предрассудками, сильный, мужественный, умный своеобразным, природным умом, прагматичный и гораздо более приспособленный в быту, чем Рауль.
« - Ты образцовый монгрел. Нахальный, необразованный, некультурный. Хоть сейчас в учебник в качестве примера…» - бросает возмущенный упрямством Гая Рауль.
Чувство вины Гая, наверное, самое сильное и обоснованное. Он действительно виноват в гибели близкого человека и прекрасно это осознаёт. Мысль о смерти неоднократно приходит в его голову, но «это было бы слишком просто». Гораздо труднее продолжать жить - без смысла, без надежды, каждую секунду помня, что ты сделал, и проклиная себя за это.
«Он даже не подох от голода. Перебивался случайными заработками и воровством - сумел как-то, несмотря на невыгодное положение, в которое его ставила укороченная почти до плеча левая рука. Эти трудности были не самыми страшными. Невыносимым было другое. Ходить по улицам, где они когда-то бродили с Рики. Заглядывать в витрины, которыми они раньше любовались вместе - и ждать, что рядом со своим он вдруг увидит отражение Рики. Стоять на камнях Дана Бан, которые должны были похоронить его, а похоронили его любовь…»
Параллельная вселенная, в которую забрасывает наших героев, на какой-то миг завораживает их проблеском безумной надежды вернуть невозвратимое, получить ещё один шанс. И должно пройти какое-то время, прежде чем они поймут, что это – очередная химера. Причём, если прозрение Рауля, «обретшего» вновь своего Ясона, было скорым и очень жестоким, то Гай продолжает питать подобные иллюзии довольно долго.
По иронии судьбы, в этом новом мире Гай становится пленником, а затем любовником Ясона. Он оказывается «на месте» Рики, «в его шкуре», история повторяется в извращённой, гротескной, как и всё здесь, форме.
Искромётный юмор – не самая сильная сторона творчества Джаксиан. Но и здесь ЧЛ не типичен. В романе, не смотря на достаточно мрачный сюжет, немало весёлых моментов, и часто ощущается тонкая ирония автора.
В первую очередь это касается взаимоотношений главных героев и обыгрывания темы «двойников» - параллельных характеров, ситуаций, проблем.
Отношения между Гаем и Раулем здесь довольно своеобразные, которые мне очень нравятся. Мне доводилось слышать мнение, что у этой пары нет будущего – слишком глубока пропасть между героями. Не могу с этим согласиться.
Я-то, как раз, будущее у этой пары вижу. Для Рауля сильное сексуальное притяжение не имеет такого значения, как для Ясона. Ему не нужны «африканские страсти». Для него куда важнее тепло, стойкая эмоциональная привязанность, настоящая «близость» родного человека, которые именно Гай может ему дать. Ну а Гай… нашёл новый объект любви-поклонения-заботы. Он всегда был нянькой при Рики. Теперь будет при Рауле. Гай – всегда мужчина, осознающий ответственность и за себя, и за партнёра.
«Как-то Рауль сказал, в момент их близости:
- Я не могу дать тебе того, что давал Ясон.
Гай вспомнил - как почти то же самое ему говорил Ясон, тогда, в подземельях храма. И уже тогда он знал ответ.
- А с чего ты взял, что я хочу этого?
И это было правдой. Рауль давал ему больше…»
Определённую пикантность ситуации придаёт тот факт, что избранник нашего мачо, которого он всячески старается опекать, значительно превосходит его по всем параметрам.
Рауль намного сильнее, умнее, старше, выше его буквально во всём. И тем не менее, в этой паре ведомый именно Рауль, а Гай выступает в роли «кавалера», неуклюже пытающегося «ухаживать» за своим объектом. В этом много добродушной иронии. Отношение Гая к «глупому блонди» часто покровительственное, что порождает комические ситуации.
«…Гай отхлебнул еще виски.
- Ты умеешь водить машину?
Блонди удивленно вскинул на него взгляд.
- Да, конечно. Хотя для этого есть шоферы.
- Когда нам не придется торчать здесь взаперти... я возьму напрокат вот такую вот, - он продемонстрировал фотографию на развороте журнала - офигительной красоты серебристый автомобиль. - Здесь написано, что она развивает скорость до четырехсот миль при определенных условиях.
- Потрясающе. - Блонди отнюдь не выглядел потрясенным.
- Я хочу попробовать, что из нее можно выжать, - и добавил, как будто прыгая в холодную воду. - Хочешь со мной?
На мгновение он подумал, что навсегда запомнит Рауля вот таким - удивленным, усталым и с невероятной грустью, промелькнувшей в глазах. И Гаю отчаянно захотелось сделать что-то, чтобы этой грусти не было…
- Конечно, - произнес Рауль. - Я посмотрю, насколько ты профессионален.
- Oh, baby, - усмехнулся Гай. - Ты не представляешь, наскоко я профессионал…»
Персонажи другого, параллельного мира ярки и оригинальны. Параллели с канонными прототипами лишь подчёркивают самобытность созданных автором характеров. И, тем не менее, лично мне они гораздо менее интересны, чем главные герои. Но это чисто субъективный взгляд. Кому-то, возможно, именно линия Понтифик – Отступник – Катце покажется наиболее интересной в романе.
Великий Понтифик Рауль.
Духовный лидер нации, символ вселенской любви, обожаемый миллионами фанатиков, почти святой… и глубоко несчастный человек, привыкший скрывать за лучезарной улыбкой пустоту и бессилие, а также чувство вины перед бывшим другом, любовь которого он когда-то отверг и место которого занял. Лже-пророк, сознающий свою несостоятельность, изнуряющий себя постами и самоистязаниями в тщетной погоне за недостижимым совершенством. Он не Призванный, и его трагедия в том, что он прекрасно это понимает.
«…Понтифик не был глупцом, не был наивным - он был способен принимать жесткие решения. Но даже то, что он использовал силу - которую давал ему Брат, так считалось - чтобы заставить людей испытывать это всепоглощающее чувство любви - это не было обманом. Скорее, самообманом. Его пост, и его обеты, и все условности, что окружали жизнь Призванного - создавали особый мир. В котором стирались грани между правдой и ложью, между важным и второстепенным... между реальностью и придуманным.
И понтифик Эм был замкнут в этом мире - сказочный принц в хрустальном дворце….»
Этот персонаж не вызывает симпатии. При всём внешнем великолепии, не будучи сам по себе плохим человеком, он более всех олицетворяет собой пустоту, показной блеск и фальшь своего мира. В паре Понтифик – Отступник в параллельном мире, связь Рауль – Ясон нашла своё неожиданное разрешение. Мне кажется, смерть рядом с Ясоном – лучшее, о чём мог мечтать этот человек. И лучший для него выход.
Катце Клейтон.
Глава службы безопасности Верховного Понтифика. По-настоящему страшный человек, маньяк, убивший в себе всё человеческое, кроме одного-единственного чувства – извращённой, болезненной любви к своему шефу. Как и канонный Катце, Клейтон здесь прежде всего наблюдатель. И это не столько его выбор, сколько ирония судьбы. Его всепоглощающая любовь к Понтифику становится источником его бесконечных страданий и чувства вины, но никак не подвигает его к какому-либо действию. Он статичен, практически – мёртв. Здесь у него нет шрама на лице, нет лакейского прошлого, он полноценный мужчина. И в то же время, он – духовный кастрат. Как и в нашем мире, чувства этого человека всегда остаются «за скобками». При всей его функциональной полезности, он на самом деле здесь так же никому не нужен. Он – третий-лишний в паре Ясон – Рауль. Крах, к которому он приходит в финале, закономерен. Он терпит неудачу в самом важном, единственном, что имеет значение для него самого – не может защитить того, кем заменил для себя весь мир. Дальнейшая его судьба не вызывает сомнений – этому человеку незачем больше жить.
О самой колоритной фигуре параллельного мира, Великом Отступнике, опальном Понтифике Ясоне Минке, стоит сказать отдельно.
Ложка дёгтя.
а). Образ Ясона Отступника – самое слабое звено в романе. Не верю! От начала и до конца. Это не параллель с канонным Ясоном, данным в флэшбэках Рауля:
«…Он вдруг подумал, что уже думает об этом чудовище как о Ясоне - уже давно думает - ничего не может с собой поделать. Лицо, искаженное ненавидящей ухмылкой - вот, что он видел, когда думал о Ясоне. Новые воспоминания заместили память о *его* Ясоне. Этот Ясон украл у него друга…»
Это - именно Ясон, как пародия на самого себя. Все его качества – качества Ясона, обнаженные, доведённые до абсурда, превращающиеся в свою противоположность. Преступник, без чести и совести, свихнувшийся от наркотиков, ненависти и абсолютной вседозволенности садист… и в то же время - лидер «от бога», каким-то таинственным образом сохраняющий невероятную харизму и порочную притягательность. Образ очень сильный, яркий, пугающий своей анархичностью.
Но всё, что он делает, вызывает лишь недоумение:
невнятность его конфликта с государством и Великим Понтификом, общая невменяемость, непредсказуемость, немотивированность поведения – не мотивированная зверская жестокость к невинной жертве в начале, не мотивированное равнодушие, почти милосердие к врагам и предателям в конце, не мотивированное смирение и пускание соплей перед Понтификом в финале.
Я не верю в Ясона, отпустившего ненавистного Рауля, пощадившего предавшего его Гая, и примирившегося с Верховным Понтификом.
б). Мистика всегда очень плохо приживалась в трезвой, холодной, «техногенной» вселенной АнК. Она и здесь остаётся чужеродным элементом, несмотря на то, что речь, вроде бы, идёт о параллельном мире, непосредственно с миром Амои не связанном. Вся эта неразбериха с Понтификами, Призванными, Братьями Господними, пророчествами и наркотическими медитациями Ясона немного затянута и неуместна. Они просто не отсюда, поэтому лично меня оставляют равнодушной.
в). Весь эпизод с третьим набором пришельцев воспринимается уже как перебор и самопародия. Конфликт всё-таки стоило попытаться разрешить местными средствами – благо, их там более, чем достаточно.
Но это всё мои, чисто субъективные, ощущения. Я знаю людей, которые ценят в ЧЛ как раз те вещи, которые мне кажутся его недостатками.
О творчестве Джаксиан говорили до меня и будут говорить после - и больше, и лучше. Это классика, о которой говорить можно бесконечно. Поэтому, остановлюсь напоследок на том, что больше всего зацепило лично меня. В заключение – ещё пара слов о романе и его авторе.
Психологизм и реалистичность образов являются, на мой взгляд, несомненными достоинствами романа. Язык Джаксиан – живой, образный, в то же время лаконичен, не перегружен вычурными метафорами и сложными синтаксическими конструкциями.
Автор не старается казаться умным. Он умный.
Джаксиан – не ангстер. Она – романтик, что мне лично очень импонирует. Некоторые сцены сентиментальны, на грани флаффа. Но – и в этом тоже сказалось мастерство автора – ей всегда удаётся удержаться на этой грани.
Проблема агрессии и насилия в современной литературе не в его обилии, а в отношении к нему писателей, радикально изменившемся за последние сто лет. Не количество крови и порнографии на квадратный сантиметр текста делает его отвратительным, а отношение автора к написанному. От отстранённости, невыраженности авторской позиции, до оправдания и воспевания насилия, романтизации жестокости.
В этом смысле Джаксиан традиционна. Её позиция всегда недвусмысленно выражена. Её отношение к насилию однозначно. Это – плохо. Это не красиво, это не круто, это – страшно. Она всегда на стороне жертвы и даёт это понять.
Именно поэтому самые «жестокие» фики Джаксиан не оставляют гнетущего чувства, характерного для произведений со сходной тематикой. Они светлые, и почти все имеют хэппи энд.
Финал «Чужого ландшафта» - не исключение. Ясон и Рики умерли, и прошлое не вернуть. Пора похоронить, наконец, своих мертвецов и жить дальше, жить ради того, кто в тебе нуждается. Чтобы понять такие простые вещи, героям потребовалось пережить чудовищные испытания. Они сами приходят к финалу другими – более сильными, научившимися ценить обретённое с таким трудом счастье, освободившимися от призраков прошлого. И главное – они вместе.
Финал, как я уже говорила – открытый. По всем приметам, «Чужой ландшафт» просто напрашивается на сиквел. И такие попытки предпринимались. Но мне пока не попадалось удачного продолжения. Где-то я прочитала, как Рауля возвращают на Амой, отдают Катце (ибо нефиг!), а Гая отправляют в просторы вселенной искать «своего Рики». Такое впечатление, что авторы «Чужой ландшафт» вообще не читали…
Из всего, написанного на тему «Чужого ландшафта» я могла бы порекомендовать, пожалуй, только side-story Донны Розы «Выпавшая глава». Это история любви Понтифика Рауля и Ясона, лишь вскользь затронутая в романе, на мой взгляд – вполне удачная.